– О, смотри, поганый выжил, – наклонившись над стонущим человеком, оповестил молодой Лисуня.
– Добей! – велел сотник.
Вскрик, и Лисуня, вытерев кровь с ножа об одежду покойника, спрятал его в кожаный чехол.
– Живые есть? – снова громко крикнул десятник.
– Шукайте, должен кто-то выжить. Не могли все сгинуть! – распорядился Щен.
Вои разбрелись по уличным переходам, и уже скоро разнесся призыв:
– Сюда! Есть живые!
На задворках городища, там, где было изначально поменьше трупов и не было большого побоища, сидели и вповалку лежали выжившие в ночной мясорубке защитники детинца. Сотник глазом прикинул, десятка три, не более. Ему навстречу тяжело поднялся молодой витязь в дорогом доспехе, который сидел на нем, словно вторая кожа, но был грязен, а сам вой перепачкан кровью от макушки на непокрытой голове до носков черев.
– Я, шад Савар из дружины родового боярина кривичей Гордея, сейчас старший среди выживших.
– Сотник черниговской дружины Щен. Поведай мне, как тут все было, боярину доложиться потребно будет.
– Слушай, коли так.
Три телеги, сопровождаемые четверкой верховых, свернули с черниговского шляха на юг, встали на лесную проселочную дорогу, отмеряя скрипом колес движение по утрамбованному песку. Вымотанные люди и лошади плелись, не обращая внимания на какофонию птиц и шорохи чащи по сторонам широкой тропы. Возница с первой телеги окликнул старшего в отряде, рыжего воя в дорогом доспехе:
– Княжич!
– Чего тебе, Славен?
– Слышь, чего скажу, кажись, Михайло наш отмучился. Не довезли маленько до бабки Павлины.
Направив лошадь к передней повозке, Савар с седла склонился к лицу боевого товарища. Тело покойного вытянулось на устроенном лежбище в полный рост, из полотна повязок на голове со следами спекшейся крови выделялся заострившийся нос на бледном восковом лице. Умиротворение черт на нем указывало на то, что боли воин больше не чувствует, что он уже совсем ничего не чувствует. Он умер.
Тогда, сразу после ночного побоища, хазарин вышел на задворки боярского укрепленного подворья, сюда же стягивались все выжившие. От полуторасотенного отряда остались крохи, среди которых не было никого, кто был бы не ранен. Голова израненного боярича, находившегося в бессознательном состоянии, покоилась на коленях у Останца, людина преклонных лет, с подачи Монзырева в походе исполнявшего при Мишке роль дядьки.
– Как он? – устало спросил шад.
– Плох. До Павлины треба везть, иначе кончится.
Спасительное забытье помогало молодому человеку не умереть от болевого шока. Пересиливая усталость и боль в наспех перевязанных ранах, шад поковылял глянуть, что можно было выбрать из переживших ночные пожары и буйство прорвавшихся половцев повозок, куда уложить раненых для их перевозки. Отправил Мошега на розыск лошадей. Время завертелось, отсчитывая свой шаг. Случилась встреча с черниговским сотником, сам отъезд, из-за боязни за жизнь раненых, больше походивший на бегство.