– Жаворонки, – с улыбкой промолвил Шуст. – Души наших братьев унесли в Ирий!
– Вот и нам пора. Проводим кощщиев до Дикого поля.
Родислав, негласно приняв главенство над Белыми Хортами, первым направился к неподалеку пасущимся лошадям. По узкой лесной тропе маленькой колонной в большой мир уходили вои, через много лет потомков которых на землях юга России и Украины народ будет называть голдовниками, людьми, чужими для всех, но стоящими на страже рубежей Родины и проживающего в ней коренного населения. Но это уже дела грядущие!
В густых ветвях послышалось шевеление, птица огромных размеров, с глазами-плошками, оторвалась от зрелища догоравшего костра. Она все видела и слышала. Расправив крылья, была готова взлететь с разлапистой ветки вверх. Когтистая рука, больше похожая на обезьянью конечность, просунулась из-за ствола, схватила в кулак лапу филин-переростка, уже взмахнувшего крыльями.
– К-куды так поспешаешь? – раздался голос чуть ниже выбранного насеста. – Гость дорогой! А поговорить?
Недовольный клекот, рывок с целью вырваться и взлететь, и оба существа с треском ломаемых ветвей валятся вниз, оставляя на острых сучках клоки шерсти и перьев. Приземлившись в высокую траву, косматый мужик с глазами разного цвета, в портах и старом кужухе, надетом на голое тело, так и не выпустил птичью булдыгу из рук. Осознав, что не вырваться, пернатый пошел на переговоры.
– Тебе чего от меня надобно? И что ты есть такое, чтоб касаться Дива, божества людей, живущих в степи?
– Ха-ха! Это ты в степи божество, а здесь я хозяин. Ты зачем сюда без спроса пожаловал? Что ты здесь забыл?
Див дернулся в еще одной попытке освободиться.
– Сейчас сверну тебе шею как глупой утке, и не станет больше в степи божества!
Леший, а это был он, без особых усилий взмахнул тушей пернатого нарушителя границ, да и со всей своей немалой силы приложился ею о ствол сосны, с которой они оба только что сверзились. При таком добром ударе половецкое божество успело что-то крякнуть. Кость лапы хрустнула, оставшись зажатой в ладонях хозяина леса. Отделившаяся от конечности туша покатилась по мягкой траве поляны. С удивительным проворством освободившийся, покалеченный пернатый «друг» оттолкнулся единственной лапой от земли, взмахнув крылами, взмыл вверх. Прилагая усилия, поднялся высоко над поляной.
– И чтоб я тебя, инвалида, здесь больше не видел. Таким, как ты, у нас не подают! – заорал вослед удаляющейся птичке лешак, употребляя словесные подначки и обороты, доставшиеся ему от друга, Сашки Горбыля, которые из него так и перли. Лесная нежить, подконтрольная ему, поначалу удивлялась непонятным словам и выражениям, потом – обвыклась.