– Чествую тебя, вода текучая, и тебя, братец водяник. Окажи милость, прими на постой гостёчков незваных. Пусть мавки да навки проявят уважение к люду ненашему, улестят, потешатся, приютят на веки вечные.
Указательным пальцем мужик сделал в воздухе круг, изобразил в нём зигзаг представляемой волны и заскорузлым, корявым пальцем ткнул в него, как бы ставя завершающую точку.
Как по мановению волшебной палочки, неподалёку из камышей, и справа и слева от мельницы, серебром рассыпался девичий смех, ласковые голоса раздавались по округе. Прятавшиеся в камышах прелестницы нарисовались в пейзаже реки, будто ждали приглашения. Куда-то исчез языковый барьер, половцы понимали каждое слово, обращённое к ним.
– Любый мой, иди ко мне!
– Единственный!
– Согрей, согрей свою ладу!
– Ты же хочешь целовать меня?
Кутлуг с удивлением увидел, как всегда жёсткий по отношению к женщинам, даже в чём-то ненавидящий их, по причине своего уродства, Кылый потянулся к красивой златовласке, как баран пошёл на голос, выпустил на землю кривой клинок из своей руки. Все соплеменники двинулись навстречу девицам, разбредались с прелестницами кто куда.
Грудь Кутлуга обожгло огнём, будто раскалённый уголёк попал на кожу, а мысли в голове не путались, сложились в стойкую уверенность: «Колдовство!»
Ещё перед походом шаманка Арюжак повесила на грудь молодому воину амулет на кожаном шнурке. Оберег от злого колдовства.
– Стойте-е! Стойте, это колдовство, – взвыл десятник.
Никто не обратил внимания на его выкрики. Его даже не услышал никто.
– А-а-а!
– Куда же ты, милый?
К Кутлугу потянулись руки прекрасной молодой девушки, в расшитой красной нитью белой полотняной рубахе. Её длинные волосы распушил ветерок.
– Иди ко мне, желанный мой!
Амулет прожёг кожу под одеждой.
– А-а-а!
Кутлуг, теряя лук и щит, метнулся к своему коню, ухватился за луку седла. Рука прелестницы успела догнать его, но ухватиться за руку не смогла, лишь ударила пальцами в лопатку с правой стороны спины. Прыжок – и десятник в седле.
– Пошёл!
Конь вынес хозяина подальше от мельницы, подальше от колдовства. Уносил в сторону покинутой урусами деревни. Амулет больше не обжигал грудь, но на смену пришла другая боль, боль в спине. Только теперь, отъехав далеко от мельницы, Кутлуг почувствовал, как по его спине стекает кровь. Загоняя коня, прискакал в деревню. Натянул поводья у ожидавшего на деревенской улице кошевого. Соскочил с седла, даже, скорее всего, выпал из него на землю.
– Что?
– Колдовство, сотник! Воинов, ушедших со мной, можно не ждать, они не придут. И даже отсюда нужно скорей выбираться. Эти места могут нести нашим воинам только смерть.