жизнь, разве ты не понимаешь? Я
ее любил.
Она спасла мою жизнь. А я спасал ее! Все в кои-то веки срослось, как ты не понимаешь? А теперь… теперь…
С этими словами он поднимает ружье к плечу и пятится назад, чтобы ствол смотрел прямо в середину лица Гэбриела.
Гэбриел прерывисто дышит и качает головой: нет, нет.
Ему некуда уйти, чтобы Кассиди не достал его выстрелом из ружья, и он опять падает на колени. Ружье следует за ним, словно привязанное к его переносице.
– Давай, парень, – говорит он. – Давай, мать твою. Я не заслуживаю… Просто сделай это! Никто даже не узнает, никто меня не хватится, парень! Ты был единственным, кто бы хватился. Если… если ты… Просто сделай это!
Чтобы было легче, он вздергивает подбородок и смотрит прямо перед собой. Через мгновение он начинает петь, кажется он поет под бой барабанов, все еще несущийся с крыши патрульной машины, но не только. В его пении есть что-то еще.
– Заткнись! – кричит ему Кассиди и пятится назад, словно поняв, что собирается совершить.
Но ты знаешь, что он все время видит и свою женщину-кроу сквозь отсек мотора, под грузовиком, который опрокинул Гейб.
– Ты что делаешь?! – орет он Гэбриелу.
– Пою предсмертную песнь, – бормочет Гэбриел. – Ш-ш-ш, следующий куплет очень сложный.
– Ты просто притворяешься! – отвечает ему Кассиди. – Ты делаешь вид, что настоящий индеец, ты все выдумываешь!
– Черт, кто-то же должен, – отвечает Гэбриел и опять поет.
Это даже не слова, а просто старинные звуки, они поднимаются все выше и выше, а потом все начинается сначала, они снова нарастают.
– Я не… я не… – заикается Кассиди, опуская ружье, он смотрит на стоящего на коленях друга, на слезы, которые катятся по лицу предателя, стекают по ушам на шею, за ворот рубахи.
Кассиди тоже плачет.
Он вытирает слезы, опять поднимает ружье, он не может удержать его так, чтобы оно не дрожало, однако он всего в десяти футах от Гейба. На таком же расстоянии от тебя стоял Льюис, когда во второй раз выстрелил в тебя, в голову. И в третий раз.
Идеальное расстояние. Они это заслужили.
Только человек теряет решимость, теряет свой гнев, он падает в яму горя внутри себя. Но он на грани, ствол ружья поднимается, словно он собирается выстрелить, потом опять опускается. Все его нервы истрепаны. И поэтому, когда Кассиди видит движущееся белое пятно прямо за спиной Гэбриела, он испуганно отшатывается назад и пытается удержать в руках ружье, а в результате его палец дергает курок, он сам не знает как.
Гремит гром, низкий и рваный. Он раскалывает ночь надвое, на две аккуратные половинки, а между ними в тишине стоит Гейб.