Только…
На подбородке Деноры что-то мокрое?
Она поднимает тыльную сторону ладони, чтобы стереть это.
Кровь?
Неужели она прикусила язык? Разбила губу?
Нет.
Она отступает на целый фут, чтобы рассмотреть спину Шейни.
– Эй, – говорит она, останавливая игру. – У тебя идет кровь.
Вся спина светло-желтой рубашки Шейни стала красной, с нее капает кровь, к которой прилипли спутанные волосы.
– Ты ведь ударилась о столб, – прибавляет Денора.
Шейни продолжает дриблинг, мяч стучит, как метроном. Ее лицо скрыто волосами.
– Мы играем, – говорит она.
– Но…
Шейни вращается, борясь с пустотой, она играет как безумная против воображаемого защитника.
Она делает резкий бросок мимо Деноры и уже сует мяч под руку и за спину, будто защищает его для прорыва, и, так как Денора может это сделать, потому что она еще не оказалась в этой позиции за ее спиной, Денора легко протягивает руку и бьет по мячу из-за спины Шейни, ей даже не приходится передвигать ноги.
Это не прием защиты, а настоящий удар.
Мяч отскакивает от колена Шейни в хрустящую траву и в снег. Шейни по инерции летит вперед помимо своей воли. Во второй раз, как и раньше, она врезается в столб с корзиной, гнилой щит сотрясается, и из него сыплются вниз щепки и остатки старых птичьих гнезд. Денора убегает из-под этого гадкого дождя, видит, как Шейни неуклюже падает прямо на спину, сильно ударившись, будто кто-то подрубил ее ноги, пока она находилась в воздухе, перебирая ногами.
Она быстро переворачивается, становится на четвереньки, а потом медленно вращает плечами, волосы закрывают все ее лицо, и она кричит прямо в бетон, кричит дольше, чем позволил бы запас воздуха в ее легких.
Денора поворачивает голову, словно если она рассмотрит это под немного другим углом, то сможет лучше понять.
– Эй, эй, ты в поряд… – пытается спросить она, наклоняясь вперед и протягивая открытую ладонь, чтобы помочь, но Шейни уже стоит, вскочив легко, по-спортивному, ее тело опять расслабленно и опасно.
Она отводит волосы с лица и глаз. Они стали другими. Теперь они желтоватые, с бороздками орехового цвета, которые расходятся от глубокого черного зрачка. Еще хуже то, что они слишком большие для ее лица.
Денора приседает, откинувшись назад, она сидит на бетоне примерно половиной своего веса, остальное поддерживают кончики пальцев.
Она понимает, что не попадет на вечерний матч.
– Кто… кто ты? – спрашивает она, тяжело дыша, теперь уже от страха, а не от усталости.
– Я – конец игры, малышка, – отвечает Шейни, потом поворачивает голову и пристально смотрит на прицеп Кассиди.
«Папа?» – спрашивает Денора внутри себя, и ее сердце трепещет от надежды.