— Вы извините, — смущённо проговорил портье, — но я в театре лет пять не был. Работа, семья.
— Понимаю.
— А она что, завзятая театралка? — портье кивнул на фотографию Шляхтиной.
— Очень даже может быть, — улыбнулась Мирослава.
Первым делом, войдя в свой номер, Волгина сбросила тесные туфли.
Она позвонила Морису и расспросила о делах в агентстве.
Тот с улыбкой сообщил о домогательствах Наполеонова и вполне серьёзно проинформировал её о звонках Инессы, добавив:
— Она, кажется, нервничает.
— Ты сказал ей, что меня нет в городе?
— Сказал.
— И о том, что я занимаюсь её делом?
— Сказал, но, по-моему, это только раззадорило Бессонову. Она сказала: «Как можно заниматься расследованием убийства бабушки, уехав из города?»
— И что ты ей ответил? — живо поинтересовалась Мирослава.
— Что у вас свои методы, — вздохнул Миндаугас.
— Молодец!
— Молодец-то молодец, но…
— Никаких но, — перебила она. — Я скоро приеду.
Говорить своему помощнику о том, что у неё появилась подозреваемая, Мирослава не стала. Она просто попрощалась и положила трубку.
— Даже тебя к телефону не позвала, — сказал Морис сидевшему рядом коту.
Дон вздохнул.
— Ничего, — погладил его Морис, — зато твоя хозяйка обещала скоро приехать.
Дон внимательно посмотрел в глаза Миндаугасу.
— Честно, честно, — заверил его Морис и укорил: — И напрасно ты думаешь, что я просто тебя успокаиваю.
Кот молча отвернулся.
— Меня бы самого кто успокоил, — обронил Морис по-литовски.
Но, о чудо, кот повернулся, запрыгнул к нему на колени и замурлыкал.
Морис растерялся от неожиданности, а потом подумал: «Не иначе как Мирослава права, и коты на самом деле невидимой нитью связаны со вселенским разумом».
На следующее утро Мирослава отправилась в дачный посёлок, в котором всё лето проживала тёща Фёдора Шляхтина Софья Михайловна Пушкарская.
Волгина старалась точно следовать указаниям, данным ей Фёдором.
Несмотря на отличную память, она всё-таки записала, где и в какую сторону нужно сворачивать на развилках, которых тут оказалось видимо- невидимо.
Уверенная в том, что не сбилась с дороги, она добралась до огромного осколка скалы, напоминающего клык волка. Он устремлялся так высоко в небо, что, чтобы рассмотреть его хорошенько, Мирославе пришлось выйти из машины и задрать голову.
— Впечатляет, — сказала она вслух.
После чего обратила внимание на стоящий рядом указатель.
На нём было три таблички с надписями.
Первая сообщала: «Прямо пойдёшь — об меня лоб расшибёшь», вторая гласила: «Налево свернёшь — в «Волчью яму» попадёшь».
Хорошо, что Фёдор заранее ей объяснил, что «Волчья яма» не что иное, как глубочайшая пропасть.