– Погоди, Петер, – сказала она.
Петер замер и пару раз моргнул.
– Ты же не оставишь меня здесь одну?
– Не-е-ет, – помотал он головой. – Даже не проси! С нами ты не пойдёшь, это слишком опасно! Это уж… тут даже не спорь.
– Тогда, – спокойно сказала она, – оставь со мной кого-нибудь. Лучше всего – Марка… э-э-э… Хомяка. Раз он сегодня провинился, пусть исправляется. Пусть меня охраняет. А вы будете веселиться без него.
Глаза у Петера забегали туда-сюда, взгляд метался, кик загнанный заяц.
– Я… я не могу.
– Отчего же? Ты ведь главный, тебе решать. Заодно Хомяк поможет мне убрать здесь и приготовить ужин к вашему возвращению.
– И постели, – дрожащим голосом подсказал Мирк. – 3-з-застелить постели.
Петер машинально кивнул.
– Постели – это было бы здорово. Хорошо! – он поднял на неё взгляд. – Хорошо, я оставлю Хомяка с тобой. Но сперва мы с ним немного прогуляемся – верно, Хомяк?
– Нет, – твёрдо ответила Мойра. – Мальчики, помойте-ка пока руки. После еды обязательно нужно мыть руки.
Петер стоял и ждал с каменным лицом. Они вышли, почти выбежали.
– А теперь, – сказала Мойра, – будь добр, запомни одну простую вещь. В отличие от них, меня ты сюда принёс не по моей воле. И я уже говорила: если вам нужна мама, вам всем придётся меня слушаться. По-другому не будет, Петер. И ты пальцем не тронешь Хомяка. Никогда.
– Ты просто не понимаешь…
– Значит, объясни. Вспомни уже, что ты человек, Петер, что тебе дан язык, и ты…
Всё лицо его пришло в движение, как будто мышцы под кожей ожили и каждая двигалась по собственной ноле, – лицо дрожало, дёргались уголки губ, раздувались ноздри, заострились скулы…
И на один-единственный миг Мойра увидела во взгляде Петера другого человека. А может быть, подумала она, и не человека, может быть, кого-то сродни Seidhe. Она вспомнила сказки, что ей читала в детстве мама, особенно ту, любимую, про красавицу и чудовище; вот только Мойра никогда не была красавицей, а мальчик перед ней был кем угодно, только не чудовищем.
Хотя в каком-то смысле – именно им он и был, этот бледнокожий хвастун с отчаянным взглядом.
– Я не могу. – Он не говорил, просто шевелил губами, и Мойра не знала, как и почему удавалось ей разобрать эти слова. – Просто не могу. Сколько ни пытаюсь, сколько ни… – Он сглотнул. – Мне нужно это сделать. Будет только хуже. Намного хуже.
Симптомы были ей знакомы. Ещё бы: такое проходят на первом курсе, в первую же неделю новичков всегда предупреждают о заморской травке. Многие всё равно не слушались, думали, пугают, думали, ерунда, и они-то смогут остановиться. Покупали в порту, иногда и Мойре предлагали попробовать. Пятеро с её потока в первый же год скончались: их просто не успели вытащить.