Эсси вытерла нос тыльной стороной руки и выпрямилась.
– Я спою, – сказала она спокойно, и, обернувшись к Лютику, расчехлила лютню, – давай Лютик, покажем им.
Лютик тоже встал, отодвинув стул, и поставив на него ногу.
– Давай, куколка. Чтобы небу стало жарко. Хотя ему и так жарко.
Эсси положила пальцы на струны.
Запела она низким грудным голосом.
Отозвался Лютик.
Выводила Эсси.
Соловьем разливался Лютик.
А написать бы эдакую драму в стихах, думал он тем временем, чтобы ночь и факелы, и эта страшная веселая компания, и это председатель, и пускай он сочинит что-то такое… что будут помнить всегда, не графоманию какую-нибудь, а прекрасный, величественный гимн в честь чумы, и пусть его поразит раскаянье, и чтобы бледные, воздетые к черному небу руки, и отчаянье, и презрение к смерти… великая же будет вещь!
Теперь они пели вдвоем!
Эсси заставила струны выдать особенно замысловатый пассаж, и оба они с достоинством раскланялись под аплодисменты пирующих.
– Милая вещица, – снисходительно сказал председатель, – это откуда, позвольте спросить?
– Дуэт Цинтии и Винтревена из «Тщетных упований», – пояснил Лютик.
– Неплохо, неплохо… А автор кто?
– Я.
– Очень мило, – повторил председатель, – и еще раз широко повел рукой, видно, это был его излюбленный жест, – благодарю и прошу к столу.
– Сражен вашим гостеприимством, – сквозь зубы сказал Лютик, – садись, Эсси… Эсси?
* * *
– Это ваше дело, – Лютик упрямо наклонил голову, – хотите, умирайте здесь. За этими чертовыми столами, мордой в салатах. А я пошел… может еще успею донести ее…
– Воля ваша… Но вас убьют на улице.
– Никто не посмеет нас тронуть. Никто не подойдет. Я знаю людей не хуже вашего.
– Но вы представляете, что сейчас творится в госпитале?
Идиот, подумал Лютик. Я прекрасно понимаю, что творится в госпитале. Наверняка оттуда бежали все врачи. И санитары бежали. Но вдруг… вдруг хотя бы кто-то остался? Я должен сделать все, что смогу. Все, на что способен. Иначе… курва, как мне жить дальше?
Эсси лежала у него в руках, охватив его за шею, и ее объятия постепенно слабели.
Ну вот, уныло подумал Лютик, тяжело ступая по гладким, вытертым камням пустынной мостовой, теперь я наверняка заразился.