Я гадала, кто мог писать такие письма. Присмотрелась к мужчине в побитом молью костюме. Не написал ли он одно из них? Потом мой взгляд уперся в женщину в синем берете. Или это она? Все казались обычными. То есть обычными в новом смысле – голодными и оборванными.
Подошел Борис, чтобы напомнить мне, что должен уйти пораньше, на прием к доктору.
– Вы кажетесь расстроенной, – сказал он.
– Просто устала, – ответила я.
Те письма… Но ведь должен был найтись способ спасти других от судьбы профессора Коэн. У стойки абонемента, когда мы с Маргарет штамповали книги для выдачи, я сообразила, что если бы не было «вороньих писем», то не было бы и арестов.
Я потянула ворот своей блузки. Почему это в ноябре так тепло?
– Ты раскраснелась, – поддразнила меня Маргарет. – Думаешь о Поле?
Я не обратила внимания на веселый тон и покачала головой.
– Где он, кстати? Он уже сто лет не заходил.
– Мне нужно выйти, – сказала я. – Всего на час. Ты можешь тут справиться?
– Но я лишь волонтер.
– Держись властно, как Борис. И все будет в порядке.
– Но зачем тебе понадобилось уходить? Тебе нездоровится?
– Да, – рассеянно ответила я. – Что-то не по себе.
Быстро шагая по бульвару, я думала, что сказать в случае, если секретарь папа́ встанет на его защиту. «Я была тут рядом». Если папа́ работает: «Маман хочет знать, придешь ли ты к ужину»… Я надеялась, что там никого не будет и я смогу вернуться до того, как кто-нибудь, кроме Маргарет, узнает, что я уходила.
Перед комиссариатом я заколебалась. Я боялась, что меня поймают. А когда папа́ гневался, то был страшен. Но еще больше я боялась того, кем стану, если не буду действовать. Я подумала о тех письмах, приходивших каждый день, и решительно вошла внутрь. Обходя людей в мундирах, толпившихся в вестибюле, я прокралась по периметру, вдоль стены.
Секретарь папа́ куда-то отлучилась, а дверь кабинета не была заперта. Я сначала окинула взглядом горы писем на письменном столе, на бюро, подоконнике, прежде чем запихала стопку в сумку. Закрыв застежку, я выглянула из кабинета. Коридор был полон мужчин. Сжимая сумку, я тихонько вышла в коридор.
– Эй, вы, стойте! – крикнул охранник.
Я вскинула голову и пошла дальше.
– Стой!
Я уже собралась броситься бегом, когда грязные пальцы схватили меня за воротник.
– Что за спешка? – спросил полицейский, одной рукой держа меня, а другую положив на кобуру пистолета.
Я так сосредоточилась на папа́, что совершенно не подумала о сторонней опасности. И была так напугана, что не могла говорить.
Из кабинетов вышли мужчины. Кто-то выглядел сурово, кто-то смотрел с одобрением.