Дома кипятилась маман:
– С каждым днем ты возвращаешься домой все позже! Поль здесь, и мясо готово уже с час назад.
– От Реми есть письмо?
– Пока нет, – ответил папа́.
– Черт знает что за день! – воскликнул Поль, когда мы уже склонились над своими тарелками.
Нуждаясь в утешающем прикосновении, я прижала ногу к его ноге.
– Хорошие новости из Дюнкерка, – сообщил папа́ и стал читать военное коммюнике: – «Продолжаются упорные бои… Союзные войска сопротивляются с удивительной силой…»
– Я молюсь, чтобы война закончилась, чтобы он поскорее вернулся домой, – проговорила маман, прижимая одну ладонь к ноющему виску, а другую положив на спинку стула Реми.
Когда на следующее утро я пришла в библиотеку, мисс Ридер сидела в одиночестве за столом в читальном зале, уткнувшись в бумаги. Директриса выглядела безупречно в синем платье «джерси», с подкрашенными ресницами, с помадой на губах. Она не позволила своим страхам помешать ей прийти на работу.
Возможно ощутив мой взгляд, мисс Ридер подняла голову. И на ее лице я увидела многое: опасение, любопытство, храбрость, любовь…
– Кто-нибудь из вашей семьи пострадал во время бомбежки? – спросила она.
– Нет.
– Хорошо. – Она взяла со стола какую-то телеграмму. – Боюсь, моя родня умоляет меня вернуться домой.
И я их в том не винила. Иногда мне и самой хотелось куда-нибудь сбежать.
– Как вы можете здесь оставаться?
Мисс Ридер бросила на меня нежный взгляд:
– Просто я убеждена в силе книг. Мы делаем очень важную работу, оставляя знания доступными и создавая некое сообщество. И еще я не теряю веру.
– В Бога?
– В молодых женщин вроде вас, и Битси, и Маргарет. Я знаю, что вы приведете мир в порядок.
В зале собрались завсегдатаи, чтобы узнать новости. «Фигаро» поздравляла парижан с проявленной выдержкой. Газета сообщала, что было сброшено 1084 бомбы, убиты 45 горожан, ранены 150. На фотографиях мы увидели разгромленное здание, комнаты в нем открылись миру, как в кукольном домике.
– Каждое сражение называют или блестящей схваткой, или героическим боем, – заметил месье де Нерсиа.
– Каждый день все больше статей вымарывают, – сказала профессор Коэн. – Что такого скрывают цензоры?
Мистер Прайс-Джонс спросил меня, можем ли мы с ним поговорить наедине. Его молочно-голубые глаза затуманились тревогой.
– Если бы у меня был брат, мне хотелось бы знать наверняка.
Мы ушли в кладовку, и там, среди сломанных зонтиков и хромоногих стульев, отставной дипломат по секрету сообщил мне, что военные коммюнике не отражают истинного положения дел.
– Но… но газеты твердят, что мы побеждаем?