– Для начала скажите, как вы узнали о нашем приезде и почему решили, что мы – офицеры полиции?
Опершись о локти, она села на кровать, и волосы ее упали на плечи. Позади алело расстеленное стеганое одеяло. «С чего это ей вздумалось стать театральной актрисой, – подумал Аллейн, – ей бы гораздо больше подошла роль модели на обложке журнала». Соня лениво перевела взгляд на ноги Фокса.
– Да и так понятно, что вы из полиции. Посмотрите на башмаки своего дружка. Смех, да и только!
– Что скажете, приятель? – пробормотал Аллейн, перехватывая взгляд Фокса.
Тот откашлялся.
– Э-э… тушё. С юной дамой, да еще с таким острым зрением, мне мало что светит, как думаете, сэр? – осторожно вымолвил Фокс.
– Ладно, хватит, – оборвала его мисс Орринкурт. – Так в чем все-таки дело? Решили, что ли, что в завещании что-нибудь не так? Или что-то еще? И с чего это вы принялись рыться в ящиках моего покойного жениха? Выкладывайте!
– Боюсь, вы неправильно оцениваете ситуацию. Все наоборот, – сказал Аллейн. – Мы на работе, и часть этой работы состоит в том, чтобы задавать вопросы. И уж поскольку вы здесь, мисс Орринкурт, не соблаговолите ли ответить на один-другой?
Аллейн отметил, что она смотрит на него, как смотрит на чужака какое-нибудь животное или совершенно лишенный детских комплексов ребенок. Вряд ли от нее можно добиться чего-нибудь, кроме безупречно артикулированных звуков. Его передергивало всякий раз, как он слышал ее диалект кокни с гортанными обертонами, а также фразы, само построение которых казалось совершенно фальшивым, словно она отказалась от своего естественного выговора ради плохо усвоенного кинематографического жаргона.
– Всем на сцену! – защебетала она. – Смотрите-ка! И что же вас интересует?
– Завещание, например.
– С завещанием все в порядке, – отрезала она. – Можете хоть весь дом вверх дном перевернуть. Хотите, полезайте в дымоход. Другого завещания все равно не найдете. Это я вам говорю, и уж я-то знаю.
– Откуда такая уверенность?
Соня небрежно откинулась на спинку кровати.
– Ладно, так уж и быть, скажу. Когда я пришла сюда в тот вечер, поздно, жених мне последней завещание и показал. Он вызывал старика Рэттисбона и двух свидетелей, они подписали его. И он мне показал. Чернила еще не просохли. А старое сжег в камине, вот здесь.
– Ясно.
– Вот так-то. – Она немного помолчала, разглядывая ногти, покрытые лаком. – Людям кажется, что я бесчувственная, а на самом деле я очень переживаю. Честно. Он был такой славный. И когда девушка собирается замуж и все так хорошо и чудесно, каково, если все так оборачивается? Ужас. А пусть говорят что хотят, мне все равно.