Аллейн отметил, что во всей ее повадке есть нечто неуловимо ироническое. Ни на чем нельзя настаивать, ничто не следует подчеркивать, казалось, говорила она. Ничему не следует придавать чрезмерного значения. Категорические высказывания – глупость, от них всем сплошное неудобство. Это впечатление подчеркивалось легкостью интонации, лишенной каких-либо обертонов, выражением глаз, формой рта – миссис Клод Анкред все время воздвигала какие-то невысокие покачивающиеся барьеры, заставляющие сомневаться в полной искренности ее слов. О живописи она говорила со знанием дела, но словно бы несколько самоуничижительно. У Аллейна сложилось впечатление, что она всячески оттягивает начало разговора, ради которого он пришел сюда.
– Вы, разумеется, уже догадались, почему я попросил вас о встрече, – не выдержал он наконец.
– Вчера вечером заходил Томас. Он рассказал о вашей поездке в Анкретон. Какой неприятный оборот дела, верно?
– Мне бы очень хотелось знать, что вы обо всем этом думаете.
– Я? – с некоторым неудовольствием повторила она. – Боюсь, ничем не могу быть вам полезна. Я в Анкретоне всегда посторонняя, всего лишь зрительница. И пожалуйста, не надо говорить, что зрители-то видят игру лучше других. В этом случае зритель видит совсем мало.
– Пусть так, – рассмеялся Аллейн, – и все же что он думает?
Дженетта помолчала немного, глядя мимо Аллейна в большое окно.
– Мне кажется, – пробормотала она, – что почти наверняка все это чистый спектакль. Все, с начала и до конца.
– Убедите нас в этом, – сказал Аллейн, – и вся криминальная полиция навеки у ваших ног.
– Да вы сами посмотрите. Все эти мои свойственники – это же чистый гротеск. Нет, я очень привязана к ним, но вы даже и вообразить не можете, какой это гротеск. – Она замолчала и после некоторого раздумья добавила: – Впрочем, миссис Аллейн видела их всех. Наверное, рассказывала.
– Немного.
– Когда-то во всем виделся заговор. Полин заподозрила славного маленького австрийского доктора, который впоследствии стал большим человеком в большой клинике. В то время он помогал заниматься с детьми. Затем его место заняла бедная мисс Эйбл, которая, как Полин кажется, роняет ее значение в глазах Пэнти. Я вот все думаю: оставив сцену, не решила ли Полин, что ей необходимо найти новый выход для своих актерских инстинктов. И с другими точно так же. Естественно, мисс Орринкурт вызывает у них неприязнь, а неприязнь и подозрительность есть нечто неотделимое от Анкредов.
– Что вы думаете о мисс Орринкурт?
– Я? Ну что сказать, красотка. Безупречный в своем роде экземпляр.