– Еще один вопрос, сэр. Только один, обещаю, последний. Моего деда убили?
– О да, – сказал Аллейн. – Да. Боюсь, в этом нет никаких сомнений. Он был убит. – Аллейн двинулся по переулку. Пол, дуя на свои замерзшие ладони, смотрел ему вслед.
III
На парусиновую перегородку, державшуюся на шестах, падали слабые отблески света от висящих внутри фонарей, образующих нечто вроде круга. Один из них, видимо, касался стенки, потому что стоящий снаружи дежурный сельский констебль ясно различал тень от провода и источник света.
Он тревожно посмотрел на неподвижную фигуру своего напарника, полисмена из Лондона, на котором была короткая накидка с капюшоном.
– Чертовски холодно, – пробормотал он.
– Точно.
– Как думаешь, это надолго?
– Откуда мне знать?
Констебль с удовольствием бы поговорил. Это был моралист и философ, известный в Анкретоне своими высказываниями о политиках и независимыми взглядами в вопросах религии. Но беседе равно мешали неразговорчивость напарника и тревожное осознание того, что любое сказанное слово будет услышано по ту сторону перегородки. Он переступил с ноги на ногу, гравий заскрипел под ногами. Изнутри доносились какие-то звуки – голоса, приглушенные удары. В дальнем конце, где-то в вышине, словно парящие в ночи и по-театральному подсвеченные снизу, стояли на коленях три ангела. «Длинными ночными сменами, – говорил самому себе констебль, – да осенят меня своими крыльями Твои ангелы».
Изнутри, но словно бы прямо из-за спины, донесся голос главного инспектора из Ярда:
– Ну что, Кертис, готовы?
На полотне перегородки заколебалась чья-то тень.
– Вполне, – сказал кто-то.
– В таком случае прошу вас, мистер Анкред, ключ.
– Э-э… гм… да. – Это был бедный мистер Томас Анкред.
Констебль прислушивался, хоть и против воли, к последующим звукам, слишком знакомым, – ему уже приходилось их слышать в день похорон, когда он пришел пораньше посмотреть, все ли в порядке, а его кузен, могильщик, занимался своим делом. Забито крепко, очень тяжелый замок. Придется капнуть немного машинного масла. Такие замки редко используют. Холодный воздух прорезал какой-то скрежет, от которого у него буквально кровь в жилах застыла. «Петли проржавели», – подумал он. Пятна света куда-то исчезли, и вместе с ними замолкли голоса. Впрочем, они все еще доносились до него, но звучали теперь глухо. За изгородью, в темноте, вспыхнула спичка. Должно быть, это водитель длинного черного лимузина, припаркованного на проселке. Констебль и сам был не прочь сейчас выкурить трубку.
Голос главного инспектора, отразившийся на сей раз не от полотняной, но от каменной стены, отчетливо произнес: