– Здесь два отделения. Одно профилактическое. Сюда приходят, чтобы обследовать душу. Если она действительно больна, то мы ей поможем. Ваша палата на первом этаже. Нам сюда.
Я шла за ней следом, косясь на многочисленные двери, расположенные по обе стороны длинного коридора. Внутри, как и снаружи, здание мало напоминало обитель настоящих умалишенных или тех, кто подозревает у себя подобный недуг. Некоторые двери были открыты, внутри стояли обычные больничные кровати. На тумбочках лежали какие-то пакеты, книги. Обычная обстановка. Никаких тебе санитаров со зверскими лицами или связанных по рукам и ногам людей. Похоже, я плохо изучила предмет, если удивляюсь тому, что вижу.
Мы подошли к последней двери. Нина Тимофеевна толкнула ее и зашла внутрь.
– Сюда, Татьяна.
Эта комната была не похожа на те, которые я видела раньше. Тут стояла только одна кровать. Окно было открыто. Занавески надувались под июньским ветерком. В углу стоял вентилятор, а рядом с кроватью я увидела миленький комодик из ИКЕА.
– Гостевой люкс, – возвестила Нина Тимофеевна. – Располагайтесь.
Ух ты. Отдельный номер? Но с какой стати? Ответ нашелся сразу: для полиции все самое лучшее.
Я поставила сумку на постель. Заметила, что белье не новое, но чистое.
– Конечно, вы тут будете на особом счету, – сказала Нина Тимофеевна, – но я должна предупредить. У нас тут свои правила, нарушать которые очень не рекомендуется.
– Конечно, конечно, – с жаром согласилась я. – Все, что угодно. Подпишу любые бумаги.
– Ничего не нужно подписывать, ну что вы, – успокоила меня Грузанкова. – Правила простые, но придерживаться их нужно неукоснительно. И касаются они прежде всего вашей безопасности. На ночь мы закрываем двери на ключ. Снаружи. В каждой палате есть свой туалет, поэтому никаких проблем такое заточение не приносит. Окна тоже должны быть закрыты, чтобы к вам никто не смог проникнуть с улицы. Душно не будет, для этого мы и оставляем пациентам вентилятор.
– Хорошо, – согласилась я. – А во сколько меня закроют вечером и откроют утром?
– Двери запираются в двадцать три часа, открываются в шесть утра.
– Это хорошо, что вы меня закроете…
Я села на кровать и сложила руки на коленях.
– То есть клаустрофобия вас не мучает? – уточнила Нина Тимофеевна. – А то, знаете ли, некоторые не хотят.
– Наоборот, – возразила я. – Мне лучше спится, если я знаю, что все замки закрыты. Знаю, что я в безопасности.
Я многозначительно улыбнулась.
Нина Тимофеевна смерила меня оценивающим взглядом.
– Вас что-то тревожит в данный момент, Татьяна? – участливо спросила она.