— Привет, — обратился он к мисс Гамильтон без всяких церемоний. — Я только что опять сцепился с Джоном Разерфордом.
— Из-за чего? — спросила она, помрачнев.
— Из-за Габи, конечно. Он опять на нее нападает.
И Адам поддакивает. — Он глянул на Мартину.
— Это моя новая костюмерша, Мартина Тарн, — пояснила мисс Гамильтон.
Он вгляделся повнимательнее.
— Отличается от старухи Танси. Причем сильно и в лучшую сторону. — Он кивнул на стену: — Адам там?
— Да.
— Ладно, я пошел.
— Хорошо.
Он вышел, оставив после себя легкий запах алкоголя.
После его ухода мисс Гамильтон долго молчала. Затем, вздохнув, посмотрела на Мартину:
— Ну что ж, давайте начнем.
Мартина переживала, что совершенно не представляет, каков круг ее обязанностей. Должна ли, например, костюмерша раздевать примадонну? Должна ли она становиться на колени у ее ног, чтобы снять чулки? Должна ли расстегивать на одежде крючки и пуговицы? Или ей следует стоять рядом и ждать указаний? Мисс Гамильтон быстро разрешила проблему. Она сняла платье, кинула его Мартине и подставила плечи, чтобы та помогла надеть халат. Все это время из соседней гримерной доносились мужские голоса.
В дверь постучали. На пороге стоял костюмер Боб Крингл с цветочной коробкой в руках.
Подмигнув Мартине, он произнес: «Поклон от мистера Пула», — и удалился.
Мисс Гамильтон, которая к этому времени намазала лицо тонким слоем желтого крема, попросила Мартину открыть коробку и, увидев три великолепные свежие орхидеи на подстилке из мягкого темно-зеленого мха, пропела:
— Дорогой!
За стеной немедленно отозвался бархатный баритон:
— Привет. Ну как они тебе?
— Спасибо, милый. Они превосходные.
— Я очень рад.
Следующие полчаса для Мартины прошли успешно. Во всяком случае, без серьезных промахов. А мисс Гамильтон принимала визитеров, которые следовали один за другим. И всегда повторялось одно и то же. После короткого стука дверь приоткрывалась, в щель просовывалась голова. После чего следовало приглашение войти.
Первой была мисс Габриэла Гейнсфорд, молодая, довольно напористая особа, пребывающая в состоянии чрезвычайного волнения.
— Ну что, дорогая? — спросила мисс Гамильтон, бросив на нее взгляд в зеркало.
Мисс Гейнсфорд замялась.
— Не знаю, что и сказать. Стараюсь выполнять все указания. Сдерживаюсь изо всех сил, хотя внутри все клокочет.
— Правильно, вам следует держать себя под контролем. Ведь пьеса Джона хорошая. Вы согласны?
— Наверное.
— Не наверное, а именно так. И вы, Габи, в этой роли будете иметь большой успех. Повторяйте себе это. Вы меня поняли?
— Хотелось бы верить. — Мисс Гейнсфорд стиснула пальцы. — Но трудно, понимаете, когда Джон… ну, доктор Разерфорд… так откровенно высказывается, что я не гожусь на эту роль, а остальные твердят, что все замечательно. Кошмар какой-то, честное слово.