Приступ (Бирюк) - страница 35


«…народ Киевский и Черные Клобуки…» — звали.

«Народ Киевский» — киевские бояре. Которым уже давно снятся новгородские вольности. Повторить «боярскую революцию».

— Ежели мы его сами, как новогородцы, призовём то и сами «указать порог» сможем. Посадник, тысяцкий, «сместный суд»… наши. Имений в Киевской земле ни князю, ни жене, ни боярам его — не иметь. Подати — сами соберём. Дадим — сколь решим.

Ростик, предвидя такие повороты, десять лет назад идти «в Киев по призыву» отказался. Только — «на всей моей воле».

Жиздор очень хотел Киев. Ну очень! Несколько раз вдрызг ругался с дядей Ростиком, так хлопал дверьми, что косяки вылетали. Всё надеялся, что Ростик отдаст ему власть в Киеве. Как поколением раньше Вячко своему племяннику, отцу Жиздора, Изе Блескучему.

Однако, когда посланцы из Киева пришли к нему… призадумался. Уж больно явной была ловушка. И «поехал не едучи».


«Сей Князь, задержанный какими-то особенными распоряжениями в своём частном Уделе, поручил Киев племяннику, Васильку Ярополковичу, прислал нового Тиуна в Киев и скоро узнал от них…»


«И хочется, и колется, и мама не велит» — русское народное.

— Слышь, племяш, сбегай проверь. Сильно там колко или как?

Жиздору не хватало твёрдости, занудства Ростика, «а пошли вы все…!». Тщеславие, властолюбие жгли его, пересиливая очевидные, обоснованные опасения. Неглупый, опытный, он не мог совладать со своими эмоциями, с детскими ещё желаниями:

— Хочу! Хочу как папан: на коне белом, в корзне красном, золотые купола, колокольный звон, шапка Мономахова, народ ликует… А в шапке — я.

Благостная картинка «единения народного для призывания государя», нарисованная Карамзиным, неверна. Все понимают: узурпатор. «Царь — ненастоящий!». И пытаются, в «мутной воде» временного безвластия, порешать свои частные вопросы:


«…узнал от них, что дядя его (Мачечич — авт.), брат Ярослав, Ростиславичи и Князь Дорогобужский Владимир Андреевич (Добренький — авт.), заключив тесный союз, думают самовольно располагать областями: хотят присвоить себе Брест, Торческ и другие города».


Если государь — «узурпатор по призыву», то чем мы хуже? Почему мы должны следовать закону, если высшая власть в стране — «вор»?

Напомню: в эту эпоху «вор» — не уголовный, а государственный преступник.

Александр II Освободитель, готовя отмену крепостного права, отругивался от упрёков в медлительности, проводя ряд принятых в его время законодательных процедур, а не сделав всё личным указом. Объяснял: при огромной протяжённости Российского Государства лишь единообразное повсеместное исполнение законов обеспечивает его целостность. И Государь должен быть первым примером для поданных своих в законности деяний.