Главное: толкал в поход «пятый инстинкт», стыд. Явный, конкретный. Персонифицированный.
Я — обещал.
Последним доводом явилось сообщение о нахождении Катеньки, Катерины, дочери покойного Вержавского посадника в Вышгородском монастыре под Киевом. Я ей обещал, я ей должен.
Обычные для зоны военных действий несуразности и жестокости, её известная связь со мной и мои враждебные отношения с участвующими в походе смоленскими князьями, делали моё присутствие на месте обязательным.
Я — решил.
И мы побежали.
На Руси конями «бегают». Кликнул клич, собрал по-быстрому конный отряд и скок-поскок, аллюр три креста, аля-улю…
Ага. Две тыщи вёрст «в одну харю», по морозу, разгильдяйству и бездорожью… Риторический вопрос о завязках на пупке — пропускаю.
Русь очень «анизотропна». Есть местности просто непроходимые. Я об этом уже… Двигаться по обжитой долине Оки, где на каждом переходе — мои стоянки, фактории… Просто: селения, городки… Где можно заранее завезти и сохранять припасы, запасных коней, где люди и кони смогут отогреться в тепле… или ломиться лишние сотни вёрст по заметённой снегами голой степи…
Однако, и идти вместе с суздальскими и рязанскими ратями по Оке-Десне, через новгород-северские и черниговские земли, я не хотел: медленно, конфликтно.
Не с врагами — с соратниками. Моих ребят я обижать не позволю, а наезды неизбежны. Уж больно мы… не такие.
Имея два отвратительных варианта, вполне по Аксиоме Эскобара: через Степь и через Русь, я выбрал третий — по краюшку.
Тогда, как стартовая точка, возникла Тула. И естественно, Курск, как промежуточный пункт. Марш Степью, вблизи порубежья. Не сильно напрягая ни русские селения, ни становища половецкие.
Едва встал зимний путь, как мы погнали обозы со снаряжением и продовольствием по Оке. Чуть раньше факторам была дана команда накапливать запасы для прохождения войска. Шума мы старались не поднимать, но спрятать такие приготовления от местных… Живчик взволновался, пришлось объясняться.
Классная вещь телеграф:
— Воевода, ты чего задумал?!
— Поход. Мачечич у тебя? Поедете к Андрею?
— Э… Ну… Не решил ещё.
— Поедешь. Потом — поход. На Киев. Сам поймёшь. Ты бы своих подтянул.
К Рождеству во Владимире-на-Клязьме собралась толпа вятшего народу. Кроме Живчика и Мачечича к Боголюбскому приехал битый Ропак, «соломенный князь» Новгородский. Не было (как в РИ) четвёртого «обкорзнённого просителя» — Глеба Рязанского (Калауза). А вот делегации от пятидесяти городов явились в полном составе.
Все дружно требовали от Андрея «принять шапку деда твово Манамаха, сесть на стол отца твово Горгия, возложить на ся бармы великокняжеские». А главное, «взять сабельку острую, вскочить на коня резвого» и избавить, наконец, матушку Русь Святую от «хищника киевского».