750. Трухлявые господствующие сословия испортили образ повелителя. «Государство», осуществляющее себя в форме суда, – это трусость, ибо нет великого человека, который мог бы послужить мерилом. – Под конец всеобщая хилость будет столь велика, что перед всякой силой воли, еще способной отдавать приказы, люди будут падать ниц.
751. «Воля к власти» будет в демократический век столь ненавистна, что вся психология ее будет казаться направленной на измельчание и оклеветание… Тип великого честолюбца? Должно быть, Наполеон! И Цезарь! И Александр!.. Как будто не они как раз были величайшими из мужей, презревших честь!..
Вот и Гельвеций обстоятельно внушает нам мысль, что люди, дескать, стремятся к власти, дабы иметь наслаждения, доступные властителю: то есть он понимает это стремление к власти как волю к наслаждению, как гедонизм…
752. «Право, мудрость, дар руководства принадлежит немногим» – или «многим»: в зависимости от того, как чувствует народ, какой из двух этих принципов предпочитает, существует либо олигархическое правление, либо демократическое.
Самодержавие воплощает веру в Одного правителя, стоящего над всеми, – в вождя, спасителя, полубога.
Аристократия воплощает веру в элитное человечество и высшую касту.
Демократия воплощает неверие в великих людей и элитное сословие: «Каждый равен каждому». «В сущности мы все скопом своекорыстные скоты и чернь».
753. Я питаю неприязнь к:
1. социализму, ибо он погружен в наивные грезы об «истине, добре и красоте» и о равных правах; да и анархизм, только на более жестокий лад, стремится к тому же идеалу;
2. к парламентаризму и газетчине, ибо это средства, при помощи которых стадное животное делает себя господином и чуть ли не Господом.
754. Вооружать народ – это в конечном счете всегда вооружать чернь.
755. Как же смешны мне социалисты с их напыщенной верой в «доброго человека», которой притаился чуть ли не за каждым кустом, – нужно только весь прежний «порядок» отменить и дать волю всем «естественным наклонностям».
Впрочем, точно так же смешна и противоположная партия, ибо она не признает в законе – насилия, в авторитете любого рода – суровости и эгоизма. «Я и мой род», мы хотим господствовать и выжить: кто вырождается, тот будет вытолкнут или уничтожен, – таков основной инстинкт всякого древнего законодательства.
Представление о высшем роде людей еще более ненавистно, чем представление о монархе. Антиаристократизм – этот просто использует ненависть к монархам как маску.
756. Какие же предательницы все партии! – Они выставляют на всеобщее обозрение те качества своих вождей, которые те сами, должно быть, с величайшим искусством держали под спудом.