* * *
Причиной тому, что такая теория не встречает заслуженного отношения, то бишь презрения, оказывается элемент христианства, который все еще у всех нас в крови и из-за которого мы терпимы ко многим вещам только потому, что они издалека малость попахивают христианством… Социалисты апеллируют к христианским инстинктам, это еще самая благородная из их хитростей… От христианства нам привычно суеверное понятие «души», «бессмертной души», душевной монады, которая на самом деле обитает где-то в иных мирах и только случайно впала в те или иные обстоятельства, так сказать, в «земное», облеклась «плотью», – однако без того, чтобы сущность ее при этом была затронута, а уж тем паче обусловлена. Общественные, родственные, исторические отношения для души суть лишь оказии, чтобы не сказать заминки; и уж во всяком случае, она никак не их творение. Представление это сообщает индивидууму трансцендентность; вот почему ему и придается столь бессмысленная важность. На деле же это только христианство подбило индивидуума на то, чтобы возомнить себя судией над всем и вся, вменило ему манию величия почти в обязанность: ему, дескать, дозволено устанавливать вечные права по отношению ко всему временному и обусловленному! Что нам государство! Что общество! Что нам исторические законы! Что физиология! Тут глаголет сама потусторонность творения, сама непреходящесть в любой истории, тут глаголет нечто бессмертное, нечто божественное – душа! Гораздо глубже в самую плоть современности вошло еще одно не менее вздорное христианское понятие – понятие равенства душ перед богом. В нем нам дан прототип всех теорий равных прав: сперва человечество научили в религиозном трепете лепетать о принципе равенства, потом соорудили ему из этого мораль: что же удивительного в том, что человек в конце концов принял этот принцип всерьез, принял практически! Иными словами, принял политически, демократически, социалистически, негодующе-пессимистически…
* * *
Всюду, где начинали искать ответственных, поисками этими всегда руководил инстинкт мести. Этот инстинкт мести за тысячелетия настолько завладел человечеством, что вся метафизика, психология, все исторические представления, но прежде всего мораль им отмечены. Стоило только человеку начать думать, как он тут же тащил в свои мысли бациллу мести. Он заразил этой бациллой даже бога, он все сущее лишил его невинности, а именно тем, что смысл любого так-и-всяк-бытия стал сводить к воле, к намерениям, к актам ответственности. Все учение о воле, эта самая роковая из фальсификаций во всей предшествующей психологии, по большей своей части было изобретено с целью мести. Общественная полезность наказания – вот что гарантировало этому понятию его достоинство, его власть, его истинность. Авторов древнейшей из психологий – психологии воли – следует искать в тех сословиях, в чьих руках находилось право наказания, – прежде всего в сословии жрецов во главе древнейших общин; это они хотели сотворить себе право осуществлять месть – или сотворить богу право отмщения. С этой целью человек был помыслен «свободным»; с этой целью всякое действие должно было мыслиться как акт воли, а происхождение всякого действия – лежащим в сознании. Только в этих принципах вся старая психология и содержится.