Многие комсомольцы перед атакой делали записи в комсомольских билетах. В билете они видели своего постоянного боевого спутника, согревающего сердце, зовущего в бой. «Иду в бой с полным сознанием задачи, поставленной партией. Если погибну, то знаю, что отдал жизнь за счастье народа», — написал в своем комсомольском билете снайпер Жижин.
В билете отважного ординарца командира первого батальона Василия Баркова появилась такая запись: «В Берлин хочу войти коммунистом. Заверяю, что буду достойным ВКП(б)».
…Было еще темно, когда в траншеях появились Петр Викторович Додогорский и Павел Иванович Соловьев. Позади них с высоко поднятым, развевающимся на ветру Знаменем полка шли старшина Купташкин и его ассистенты. Бойцы, находясь на огневых позициях, отдавали честь Знамени, овеянному славой и подвигами однополчан.
И вот наступил долгожданный час. Урчащие залпы «катюш» возвестили о начале артподготовки, гигантский огненный смерч обрушился на врага. Грохот усиливался. Скоро не слышно стало голоса соседа. Только по восторженным лицам можно было судить о настроении воинов. Когда артиллерийская обработка переднего края противника подходила к концу, Василий Ющенко написал несколько записок и передал их в роты.
«Товарищи! До атаки осталось несколько минут. Смотрите: по приказу командира я, Аниканов и Башкатов идем направляющими. Поднимаемся по сигналу первыми. Не отставайте от нас. Нужно преследовать противника по пятам. Боевые друзья! Чем больше уничтожим фашистов, тем ближе наша победа. Победа близка, мы ее скоро увидим. Будьте готовы!
Ющенко. 16.4.45 г.»
Артиллерия перенесла огонь в глубину вражеской обороны. Вспыхнули прожекторы, освещая нам путь, ослепляя неприятеля. Теперь стало ясно, о каком «салюте» говорили девушки-прожектористки.
Пехота и танки пошли в атаку. Появились первые пленные. Оглушенные, ослепленные, они не понимали толком, что произошло, и лишь бессмысленно повторяли одно и то же: «Майн готт! Майн готт!»
Отступающий враг цеплялся за каждый рубеж. Штыком, автоматным огнем, гранатами завоевывали наши воины почти каждый метр пути по вспаханной снарядами земле. Теперь можно было сказать: час возмездия наступил!
На щитах орудий, на снарядах, на ящиках с патронами — всюду появлялись лозунги, призывающие к решительному наступлению. Так делали не только мы. На пролетающих над нами самолетах бойцы читали: «Смелее, ребята! Мы с вами!», «Берлин уже видно!».
Ранним утром мы ворвались в один из населенных пунктов. Автоматчики, перебегая от дома к дому, «выкорчевывали» оставшихся гитлеровцев. В подвале большого каменного дома оказалось много стариков, женщин и детей. Прижимаясь друг к другу, они испуганно смотрели на советских солдат. Оснований для опасений у них было больше чем достаточно — у наших парней, в чьих сердцах клокотали ярость и жгучая ненависть к фашистам, пальцы лежали на спусковых крючках. Среди автоматчиков находились Федор Аниканов и с десяток других бойцов, у которых родственники были либо уничтожены, либо угнаны фашистами в рабство. Но в подвале не раздалось ни одного выстрела. Наши парни не пролили ни одной капли крови мирных немецких людей.