– Да, но… я никогда прежде не писал стихов.
– Вообще никому?
– Раньше я сочинял маленькие песенки, когда убаюкивал Райана. Ну, когда он просыпался среди ночи. Мне нравилось вставать, укачивать его и чувствовать, как он вот так спит у меня на груди. Это было самое спокойное, умиротворенное чувство за всю мою жизнь.
– Это большая честь, что мне ты тоже написал что-то. Я правда хотела бы услышать это стихотворение.
– Не смейся, – попросил он.
– Я и не собиралась смеяться.
– Я его еще не назвал.
– Я переживу.
Он на мгновение закрыл глаза и мысленно вернулся в медвежью клетку. Затем отпустил эту иллюзию, открыл глаза и посмотрел ей прямо в глаза, улыбаясь. Он продекламировал:
Твое сердце мне поет языком птиц.
От музыки его слетают листья и дрожат ветви.
Она возносит луну на небо и не дает упасть звездам.
Та птица, что сердце твое, сидит средь листвы
И песнью призывает солнце и дожди.
Эта песнь распускает бутоны,
помогает расти сладким плодам.
После этого она, всхлипывая, прижалась к нему всем телом и крепко сжала его руки.
– Что, настолько плохо? – спросил он.
Она засмеялась, снова зарыдала и прижалась к нему ближе. Ее слезы казались такими теплыми и гладкими на его коже.
– Лучше бы тебе вернуться, – повторила она.
Он кивнул и тяжело сглотнул, ее дыхание казалось ему касанием перьев. «Тринадцать лет, – подумал он, – с тех пор, как мной овладевало это чувство». Эта всепоглощающая любовь и доверие, которые наполняли его до краев. Непостижимое. Необъяснимое. Запах волос и кожи его ребенка, то, как он жадно вдыхал его, это тепло и доверие, красота и благодарность, такие огромные, что их просто невозможно вынести. Он плакал тогда и плакал сейчас, вспоминая все это и вспоминая то, что все это ушло. Он плакал от запаха, прикосновения и благодарности за эту женщину в его объятиях. Они оба плакали, так крепко обнимая друг друга, такие благодарные и такие испуганные.