– Как думаешь, в том, что происходит, есть смысл?
Селеста улыбнулась.
– Раньше я считала, что есть.
– И что изменилось?
– Жизнь. Трудности. Смерть. Сейчас я начинаю верить в случайность. Если ты оказался в том месте, где на тебя обрушится мир, значит, так надо.
– Ты фаталист.
– Я реалист, – с бесконечной уверенностью произнесла она.
– Помню, ты призналась мне, что хочешь стать писателем.
Она резко встала, подошла к окну и стала разглядывать крыши.
– Ты единственный во всем мире, кому это известно.
– У меня сохранился написанный тобой рассказ. Помнишь, ты подарила мне его на восемнадцатый день рождения.
– История о двух сестрах. Одна была хорошая, другая плохая. Я всегда считала себя хорошей сестрой, которая идет верным путем правды, но сейчас… – Она замолчала, приложила ладонь к стеклу и почти сразу убрала. На запотевшем пятне она пальцем вывела буквы С. В. Ф. – Селеста Виктория Фурнье. Она была потомком двух знатных родов, и он хорошо это помнил. – Сегодня я очень испугалась, запаниковала. Раньше со мной такого не случалось, и это меня тревожит. Если подобное повторится, мы оба подвергнемся опасности, а я не хочу…
Шейборн встал и взял ее руку. По телу пробежала волна, похожая на ту, что он ощущал ночью.
– Селеста, трудности в жизни появляются и отступают вне зависимости от того, хотим мы этого или нет.
Он привлек ее к себе, и она не сопротивлялась, тело было мягким и теплым. Как просто. Теперь многое казалось ему далеким и не важным, кроме, пожалуй, тоски по дому. Он поцеловал ее, позволив себе напор, на который не решился вчера. Жар дыхания женщины, остававшейся для него загадкой, смешался с его собственным.
Между ними не было той любви, какой он помнил ее даже спустя годы, но испытываемого сейчас было достаточно.
– Я хочу тебя, Селеста, – прошептал он, лаская кончиками пальцев ее шею.
Она не отстранилась, но и не помогла ему, сегодня эта женщина была послушной и тихой. Саммер стянул с нее пиджак и бросил на пол. Под рубашкой обозначились два темных кружка на груди. Он обхватил губами один, чувствуя, как намокла ткань рубашки, и Селеста запрокинула голову, позволяя разглядеть ниточки вен, хорошо видимых под полупрозрачной кожей. Так же отчетливо, как и синяки, на которые он старался не обращать внимания.
Он всегда был осторожным и внимательным, но сейчас не желал ни того ни другого. Изнутри рвалось что-то грубое, необузданное, и он не собирался себя сдерживать.
Он стремился слиться с ней, тогда переставали действовать все законы, забывалось то, что считалось правильным. Желание спалило осторожность дотла. Усмотрев в ее молчании согласие, он сорвал белье и обнажил требующие ласки груди. Он щедро награждал каждый кусочек ее тела. Ощутив, как ногти вонзаются ему в спину, он подхватил ее и положил на кровать.