– С тобой случалось похожее?
Шейборн ответил:
– В моем случае причина одна.
– Англия?
Он взял бокал, которого она не заметила, и поднял так, что блики от упавшего на него света луны разлетелись по комнате. Селеста не сомневалась, что это хрусталь очень высокого качества.
– Несмотря на все ее недостатки, нет места лучше дома.
Эта фраза предназначалась ей, лишенной прошлого, будущего и дома?
– Твой дом по-прежнему в Суссексе, в Луксфорде.
Шейборн едва заметно напрягся.
– Да. Мой брат Джереми болен, однажды мне надо будет туда вернуться.
Селеста помнила его старшего брата. Он был высоким, худым и постоянно кашлял. Его жена, чье имя стерлось из памяти, все время ходила с грустным лицом, поговаривали, из-за того, что им не удается зачать наследника. Видя печаль в глазах Саммера, она решила не задавать вопросы.
– Для тебя жить – значит бороться, – тихо произнесла она. Эти слова любила повторять Кэролайн Дебюсси.
Увидев его улыбку, Селеста покраснела. Видимо, он думает о том, как легко она сегодня сдалась, но хорошее воспитание заставляет молчать. Она с легкостью раздает советы, которым не следует сама. Внезапно Селеста почувствовала себя уставшей до изнеможения.
Однажды Саммер станет лордом, виконтом Луксфордом.
– Аврелиан сказал, что лучше всего планировать отъезд из Парижа на послезавтра. Намечается какое-то празднование, все военные будут в нем задействованы, им некогда будет нами заниматься. Подождем от него вестей здесь. Он принес нам отличное белое вино, правда, привезенное незаконно. – Он поднял обе руки, в которых держал бокал и бутылку.
Сделав глоток, Селеста сразу его узнала.
– Превосходное.
– Оно отличается от сухих вин, которые есть в Париже. К тому же не надо переплачивать за налоги.
Селеста вспомнила, как они с Августом плыли по Луаре, каждый вечер любовались закатом и пили восхитительное вино. Было время, когда он был хорошим отцом, заботливым и добрым, еще до того, как его одурманил горький эликсир обмана и лжи. Позже одержимость идеями изменила его настолько, что он забыл обо всем на свете, даже о дочери.
Шейборн наблюдал за Селестой целый час до ее пробуждения и видел, каким беспокойным был сон. Она выглядела моложе, нежнее, не такой колючей. Без пиджака, под тонкой тканью рубашки просматривались очертания груди. Проснувшись, она первым делом надела пиджак, будто забыв, что было между ними прошлой ночью.
Удивительно, он с трудом преодолевал желание прикоснуться к ней. Мечтал испытать восхитительное чувство полного облегчения. Тепло ночи позволяло ослабить самоконтроль. Они были одни в крошечной комнате с видом на крыши Парижа. Издалека доносилась музыка, жалобная, навевающая тоску. Шейборн откинул голову на кожаную спинку и решился задать вопрос: