Переведя дыхание, Селеста постучала в дверь. Ей открыл молодой незнакомый слуга.
– Чем могу помочь?
На лице читалось недоумение, почему эта женщина решила войти с главного входа.
– Я хотела бы видеть леди Фолкнер. Скажите, пришла Селеста Фурнье, она меня знает.
– Конечно, мисс.
Слуга смутился еще больше, видимо, из-за ее французского акцента и высокомерного тона, свойственного лишь людям знатным. И все же он не предложил ей войти.
– Я доложу, если вы подождете.
Селеста кивнула и поставила сумку у ног, отметив, какой убогой и потрепанной она здесь кажется. Запахнув плащ, сжала полы спереди и отвернулась. Вскоре дверь распахнулась, и на крыльце появился старый слуга, работавший в имении долгие годы. Он жадно впился в нее глазами и поклонился.
– Прошу, мисс Селеста, я провожу вас.
Он назвал ее по имени, значит, ее не выставят сразу, как опозорившую семью?
Внутри дом был таким, каким она помнила его с детства, – отделанный и обставленный с большим вкусом. Он напоминал ей дорогой и элегантный особняк Кэролайн Дебюсси. По галерее с портретами предков они шли к покоям бабушки. Фолкнеры, жившие здесь много веков назад, сурово смотрели на возвращавшуюся блудную дочь. Она заметила портреты матери и дяди, их лица были красивее, чем она помнила.
Французские двери открывали путь в огромную спальню, светлую благодаря окнам вдоль всей большой стены. На кровати в окружении подушек она увидела фигуру женщины.
– Значит, ты все же вернулась.
Не похоже на радушное приветствие, скорее на укор.
– На время, если вы примете меня, grandmère. – Селеста не двинулась с места, голос ее дрожал, за что она себя ненавидела.
Услышав французское слово, дама нахмурилась.
– А твой отец?
– Он умер.
– Как?
– Быстро. От удара ножа в сердце.
Если бабушка ей посочувствует, она не сможет сдержать слезы.
– Можешь занять лавандовые покои, твоя мама всегда их любила.
– Спасибо.
– Уилкинс.
Слуга сделал шаг вперед.
– Отведи мою внучку в комнаты и проследи, чтобы ей подали ланч.
Затем она опустила голову и закрыла глаза. Ресницы ее были тонкими, словно паутинки, а щеки сухими и морщинистыми. Селеста заметила слезинку, стекавшую из уголка правого глаза, и поспешила отвернуться.
«Надо немного потерпеть, совсем чуть-чуть. Пока я не приду в себя. Разумеется, только в том случае, если мое присутствие будет благосклонно принято».
Ей казалось, что мать ее тоже здесь, где-то совсем рядом. Она даже чувствовала аромат фиалок, который та любила и духи с которым постоянно использовала в немалых количествах.
После того как с кухни принесли поднос с едой и питьем, Селеста наконец осталась одна и первым делом скинула плащ, а затем сняла перевязь, в которой лежал ребенок, и положила малыша на кровать. Грудь болела, надо скорее его накормить.