Гражданка Хомицкая сказала, что она думает так же, и пообещала выполнить упражнение по счету десять.
— Много, товарищ, много. Девять, и не будем торговаться. Слушайте мою команду: раз! два! три!.. восемь!
По счету восемь Тося Хомицкая натянула шлем и прижала руки к туловищу. Инструктор сказал, что она молодец, а уполномоченная добавила несколько слов от себя для всех:
— И пусть каждая так мобилизует свою сознательность, тогда лишних неприятностей не будет. Ни оттуда, ни отсюда.
«Оттуда» уполномоченная показала рукой на запад, где СССР имеет государственные границы.
От большой удачи Тоси Хомицкой у всех полегчало на душе и появилась та особенная смелость, про которую говорят, что она города берет. Мадам Чеперуха нетерпеливо трясла поднятой вверх правой рукой, требуя новой попытки.
— Товарищи, — строго сказал инструктор, — пусть решает масса: дадим или не дадим?
— Дадим, дадим! — зашумела масса.
Не ожидая дополнительных распоряжений, Оля выбежала на середину двора. Она тоже надела маску по счету восемь, хотя и не так чисто, как Тося, потому что на темени у нее резина собралась валиками, а под эти валики может просочиться люизит, иприт, фосген или еще какой-нибудь другой газ. Тем не менее товарищ из Осоавиахима, который знал могучую силу поощрительного слова, уже открыл рот, чтобы сказать: «Молодец!» Но слову этому в теперешний раз не суждено было родиться — шпагат, крепивший противогаз к туловищу гражданки Чеперухи, лопнул, и коробка, как пудовый кусок железа, рванулась к земле с метровой высоты. Ударившись о камни, она взлетела кверху почти на тот же метр — гофрированная трубка была сделана из добротной резины, и сомнений на этот счет уже не могло быть ни у кого.
— Остановите ее! — приказал инструктор, когда коробка после второго захода к земле снова взлетела и ткнулась в аппендикс мадам Чеперухи. — Остановите, говорят вам.
Оля широко расставила обе руки, и товарищ из Осоавиахима закричал, что так ловят только курей, а не боевую технику.
— А вы думаете, с такими ляжками она может быть проворнее! — возразила уполномоченная, подхватывая коробку на лету. — Корова! Ее покойная мама была тощая, как смерть, потому что она должна была четырнадцать — шестнадцать часов в день работать.
Оля не возмущалась и не роптала — мадам Малая говорила правду: Олина мать, Веля Бувайло, вываривала и стирала белье у состоятельных людей четырнадцать часов на день, потому что ее муж, Евсей Бувайло, в шестнадцатом году сложил свои кости под Перемыш-лем, но до этого за какие-нибудь пять лет наработал четверо детей. Из этих четверых на сегодняшний день жизни осталась только одна — Оля, теперь уже Оля Чеперуха.