Встав у трибуны, Наташа осмотрела зал. Она ждала, пока утихнет гул, а классруки шикали и грозились шариковыми ручками с красной пастой, наводя порядок.
— Пусть начнет, — сказала Полина Васильевна.
— Начинай, — сказал Шебышев.
— Начнем, — сказала Наташка.
Мы сидели с Валеркой рядом, на первой скамье, вполоборота к президиуму и залу. Валерка сначала улыбался, подмаргивал, строил рожи, а потом как пошел ерзать, аж противно стало.
— Слушай, — шепнула я ему, — может, тебе выйти надо?
— Иди ты, знаешь…
— Дурачок, я ведь серьезно.
— Нет, не надо.
И снова пошел ерзать, но помельче да с остановками.
И только потом, когда Наташка добралась до справочки и поставила вопрос — а случайна ли она, справочка? — он прекратил это свое ерзанье.
Набросав первые штрихи, она вдруг прервала свой экскурс в прошлое Валерия Стрешинского: а зачем, собственно, ходить далеко за примерами?
Действительно, ходить далеко за примерами не было никакого резону: гораздо проще вспомнить, как три дня назад — каких-нибудь три дня, всего три дня! — в девятом часу вечера Стрешинский с какими-то типами из автодорожного техникума распивал вино под окнами школы. Крепленое вино.
— А может, мандариновую воду?
Когда Валерка сказал про мандариновую воду, у дверей в крайнем ряду кто-то хихикнул. Нет, не ехидно, не зло, наоборот даже, добродушно так, весело.
— Встань, — рванулась вдруг Полина, — встаньте, кто хихикал…
В зале стало потрясающе тихо, как тогда в классе, и Полина врезала, всекла в эту тишину два слова:
— Погань трусливая!
Два слова, только два, но это были настоящие слова.
Потом Наташка добавила еще одну очень важную деталь. Может, кому-нибудь она и покажется не очень важной, но на самом деле она очень важная, потому что надо было видеть — а Наташка видела это собственными глазами, — как Валерка, подержав опорожненную бутылку двумя пальцами за горлышко, пускал ее своим ходом в люк, где окно школьного химкабинета. Бутылка разбивалась вдребезги, и осколки летели в хим-кабинет.
После Наташки сразу взяла слово Надин. Она говорила от имени всего прошлогоднего выпуска, которому по-настоящему дорога честь школы, давшей им путевку в жизнь, дороги учителя, не щадившие своих сил, и особенно Полина Васильевна, которая чуть не ночи проводит здесь, заботясь обо всех нас. А когда подошла наша очередь, Валеркина и моя, Надин призналась, что у нее не хватает слов, чтобы выразить все свое удивление и возмущение… и потому, объяснила она, весь прошлогодний выпуск требует, чтобы комсомольское собрание сделало необходимые выводы.
— Какие же? Уточни, — попросила Полина, и по лицу ее, по втянутым уголкам губ было видно, что ей не очень нравится выступление Надин, что Надин не сказала чего-то важного, что должна была сказать обязательно.