Если все пойдет хорошо, и он успеет сам перемахнуть через забор, есть шанс скрыться от толпы. Неизвестно, как они поведут себя, он не мог даже предположить этого.
Дорогу на Москву занесло, она перекрыта, значит ехать в том направлении смысла нет. Пробовать уйти проселками? Еще менее вероятно. Там, скорее всего, снега по пояс и джип застрянет. Остается только один вариант, где можно пересидеть. Назад в институт. По крайней мере, есть туда есть шанс доехать и спрятаться. К тому же пища, тепло и вода. И гора медикаментов. Маша будет не рада такому решению, но, похоже, другого выхода не существует.
Наверняка, в понедельник Москва забьет тревогу, когда обнаружится, что ключевые руководители ведут себя неадекватно, директор института не отвечает, а его зам пропал без вести. Органы должны обратить на это внимание. Если конечно, вирус не доберется до них самих еще раньше.
— Мо-лек! Мо-лек! Мо-лек! — орала и бесновалась толпа перед входом в церковь.
Андрей натянул маску безразличия, мысли выветрились из головы. Он понимал, что это может не сработать и его опознают, но другого выхода не было.
Покачивая головой вверх-вниз, как это делали почти все вокруг, — кто быстрее, кто медленнее, — в такт ритмической музыке, он направился к боковому выходу церкви. Рука в кармане комбинезона сжимала шокер. Ружье он закопал в снегу возле забора, было самоубийством идти сюда с оружием.
Он опустил взгляд, боясь увидеть кого-нибудь из институтской группы, или, не дай бог, городских знакомых.
Заунывное гипнотизирующее пение продолжалось. Теперь из церкви доносились повторяющиеся нараспев слова:
— Лаха-абир ла-мо-лек, лаха-абир ла-мо-лек, лаха-абир ла-мо-лек, — и голоса, распевающие эти странные слоги, звучали жутко, — взмывая под купол, отражаясь от стен и, в конце концов, вырываясь наружу, в холодный шелестящий воздух, они сковывали сознание, погружая его в архаическую бездну.
Снег перед церковью был вытоптан и превратился в кашу. Андрей то и дело поскальзывался, вскидывая руки. Надвинув черную спортивную шапочку почти на глаза, он надеялся, что никто его не узнает. Впрочем, толпа мало интересовалась окружающим, почти никто не останавливался и не разговаривал — люди непрерывно выходили из боковой двери, бормоча под нос странные слова, смысла которых он не понимал, но инстинктивно чувствовал их враждебность.
Мужчины и женщины, покинувшие церковь, не спешили расходиться по домам. Они находили свободные места на огороженной территории, поворачивались в сторону купола, увенчанного сверкающим крестом и продолжали бормотать не то молитву, не то заклятие.