Старуха смотрит на нее в упор, отчего Саше становится не по себе.
— Безбилетница, — говорит старуха, шевеля тонкими губами с полоской серых усов над ними.
Саша втягивает голову в плечи. Ей становится и страшно, и стыдно одновременно — она краснеет, невыносимо душно, хотя внутри салона, это хорошо видно, из каждого приоткрытого рта то и дело вылетает облачко пара.
— Безбилетница! — повторяет старуха злобным шипящим голосом. Ее маленькие черные глазки буравят Сашу. Старуха входит в раж и, специально, чтобы услышали все, почти выкрикивает это слово, как заклинание: — БЕЗБИЛЕТНИЦА!!!
Саша с силой прижимает ладони к холодному стеклу автобусной двери, ей нужно выйти прямо сейчас — сквозь запотевшее стекло она видит новый указатель и ей становится не по себе: «Городская свалка, 5 км».
Господи! Папочка!!! Я заблудилась!!! Помоги мне, папуля, где ты?!
Тем временем, лица пассажиров, даже тех, кто вообще не подавал признаков жизни, разворачиваются в ее сторону. В их глазах — глухая черная пустота. Сначала они молчат, просто смотрят, но Саша знает — этим не обойдется. Если бабка решила выместить на ней свою злобу, своего добьется. Ужасная, страшная старуха, похожая на бабу Демидиху из соседнего подъезда — склочную, сварливую, ее сторонились даже крепкие мужики со свинофермы.
Толпа не любит чужаков. Тех, кто отличается. Тех, кто своим видом вносит сумятицу и раздор, вызывает волны на вечной глади болотной жижи. Но… откуда они знают? Откуда?..
В этот момент глухой ропоток, заглушая кашель двигателя, сперва несмело, но с каждым разом все громче, все сильнее, — перерастает в скандирование — «Без-би-лет-ни-ца, без-би-лет-ни-ца, без-би-лет-ни-ца!», которое впивается в уши, проникает сквозь кожу, холодными иглами пронзая все ее тело — как тогда… как тогда…
Она затыкает уши. Но это не помогает. Автобус раскачивается в такт крикам, словно пытаясь выплюнуть ее наружу, в туманный холод — а там, она с ужасом это видит, распахнув глаза — на горизонте, вырастает исполинская Гора, та самая, куда родители под страхом вечного домашнего ареста запрещают бегать и ездить на велосипедах своим детям. Гора, за которой находится нечто жуткое и темное. И даже туман в том месте — на горизонте, тонет и исчезает, обращаясь в НИЧТО. И в этой черноте, куда летит автобус теперь уже совершенно бесшумно, под вой безумных пассажиров — кто-то поджидает ее.
Это его глаза она видела тогда, да… тогда, его глаза, его расширенные зрачки, его прищур и узнавание, его триумф и его холод, в который она падала бесконечно много лет с тех пор. Бесчисленное количество раз. Саша пытается закричать, позвать на помощь, сказать, что она выйдет, нужно остановить автобус пока не поздно, нужно выйти всем, кто еще может, но ничего не получается — только хрип вырывается из ее простуженных легких и пальцы оставляют длинные следы на запотевшем стекле автобусной двери.