Она была мягкой и такой нежной. И такой чувственной.
Холли Марлоу была просто богиней. Он удивлялся, как это он не разглядел ее красоту и чувственность в тот момент, когда впервые увидел ее, три года назад. Он должен был видеть дальше лица без косметики и мешковатой одежды.
Теперь она принадлежала ему и будет принадлежать до конца его дней. Она станет его женой. Он сделает ей ребенка.
Дрожа от желания, он поцеловал ее в губы, сначала нежно, а потом с нарастающей страстью. Когда она обхватила его плечи руками, прижимая к себе еще крепче, он задохнулся от возбуждения, капли пота выступили на его лбу, и он продолжил медленные, нежные толчки.
Удовольствие было невероятным, и он почти потерял самоконтроль. Но он еще не был готов к тому, чтобы все закончить. Он хотел, чтобы она получила максимальное удовольствие.
На лице Холли застыло сладострастное выражение, глаза ее были закрыты в экстазе. Он обхватил ее бедра и постепенно начал увеличивать свой темп. Ее губы приоткрылись, когда она втянула в себя воздух, ногти оставили след на его обнаженной спине.
Когда он, наконец, почувствовал, как она напряглась вокруг него, а потом ее вздох удовольствия превратился в крик, то больше не мог сдерживаться. Его собственный хриплый вопль слился с ее, отразившись эхом от окон, выходящих на сверкающие огни города. Белая елка мерцала в темноте спальни, часы пробили ровно полночь, канун Рождества.
Когда Ставрос проснулся, мягкий свет утренней зари проникал сквозь огромные, от пола до потолка, окна его спальни. Огромный город выглядел серым.
Он очнулся от самого лучшего сна, который когда-либо видел. Холли целовала его, и она была на позднем сроке беременности. Искренняя радость сияла в ее глазах, и она говорила ему, что любит его.
А теперь эта женщина из сна, мягкая и теплая, была в его объятиях. Они были голыми, и он всю ночь ее обнимал.
«Я люблю тебя, Ставрос», – шептала она во сне, и в ее глазах отражалось ее сердце.
Это всего лишь сон, резко напомнил он себе. Но в холодном свете реальности он почувствовал, как ее воображаемые слова ледяным колом пронзили его душу. Я люблю тебя.
Ставрос вдруг представил, что умер, и она, беременная, одетая в черное, стоит у его могилы.
Он не подумал о том, каково ей будет стать вдовой. Как теплое, великодушное, любящее сердце Холли могло бы отреагировать на все это горе. Это может ее уничтожить.
Его вдруг охватили муки совести. Неужели он действительно такой эгоист, как и все Миносы?
«Я оставлю ей все свое состояние», – убеждал он себя.
Но Холли это совершенно не волновало. Она три года работала на Оливера и ни разу не попросила прибавки или повышения по службе. Когда она вошла в его пентхаус, стоивший двадцать миллионов долларов, то осталась совершенно равнодушной к его роскоши.