Можно ли придумать что-то хуже свадьбы в канун Рождества, среди мерцающих огней, сверкавших на фоне снега, в украшенном плющом зале с ароматом зимних роз, разносившемся в воздухе?
Для Холли Марлоу хуже этого не было ничего в целом мире.
– Теперь можете поцеловать друг друга, – сказал священник, обратившись с улыбкой к молодоженам.
С болью в сердце Холли смотрела, как Оливер, ее босс, которого она преданно любила три долгих года, просиял в ответ и поцеловал невесту. Ее младшую сестру, Николь.
Гости, сидевшие на скамьях в церкви, были растроганы страстным слиянием этой пары, но Холли почувствовала тошноту. Одетая в облегающее красное платье подружки невесты, она нервно посмотрела вверх на величественные витражные окна, затем перевела взгляд на проход между скамьями нью-йоркской церкви, щедро украшенный мерцавшими белыми свечами и красными розами.
Наконец молодожены завершили поцелуй. Выхватив букет из онемевших пальцев Холли, невеста торжествующе взяла за руку своего нового мужа.
– Самое лучшее Рождество на свете! – воскликнула Николь.
Гости засмеялись и зааплодировали. И хотя Холли любила Рождество и всегда стремилась сделать этот праздник полным волшебства и удовольствий для своей младшей сестры каждый год с тех пор, как умерли их родители, сейчас она подумала, что возненавидит эту дату до конца своих дней.
Нет, сказала себе Холли, и к ее горлу подступил комок. Нельзя так думать. Нельзя быть такой эгоисткой. Николь и Оливер были влюблены друг в друга. Она должна быть счастлива за них. Поэтому девушка заставила себя улыбнуться, когда хор запел «Аллилуйя».
Улыбаясь, жених и невеста прошли обратно по проходу.
Вдруг Холли столкнулась лицом к лицу с шафером. Это был двоюродный брат Оливера и его босс. То есть босс ее босса. Ставрос Минос.
Смуглый, высокий, широкоплечий и могущественный греческий миллиардер казался неуместной фигурой в старой каменной церкви. Сам воздух словно вибрировал от его присутствия. Конечно, его не заставили надеть карнавальный наряд, и Холли с завистью оглядела его дорогой костюм. Она не могла себе представить, чтобы кто-то заставил Ставроса Миноса что-то делать.
Затем Холли подняла голову, и черные глаза грека пронзили ее душу.
Он с саркастической усмешкой смотрел то на нее, то на счастливую пару, продолжавшую идти по проходу под радостные возгласы гостей, как будто знал об ее разбитом сердце.
У Холли пересохло во рту. Нет. Никто никогда не должен был догадаться, что она любила Оливера. Потому что теперь он был не только ее боссом. Он стал мужем ее сестры. Она должна была притвориться, что никогда не испытывала к нему нежных чувств.
