– Не уходи вот так.
– Ты хочешь улыбок? – Обри выдавила самую широкую и яркую, на какую только была способна, и даже изобразила воздушный поцелуй. Поплакать можно и позже, а сейчас нужно держаться за гордость. – Так лучше?
– Обри. Прости меня.
В его голосе не было смирения, но какие-то глубокие и чистые ноты сказали Обри, что его извинения были искренними и что это редкость. Так и было. Халид никогда не извинялся, и не по причине собственного статуса. Он просто никого не подпускал так близко, чтобы причинить человеку боль. Но ее он подпустил – и причинил.
– Мы можем поговорить?
– Нет. – Хотя ей и хотелось понять, как за несколько часов такой близости все могло поменяться настолько сильно. – Мне нужно успеть на самолет.
– Мой водитель…
– Все тот же, что и прошлой ночью? Спасибо, справлюсь сама.
Но тут она посмотрела на Халида – действительно посмотрела, отбросив гордость. Аккуратный и собранный вчера, сегодня он явно едва успел накинуть на себя одежду. Белая рубашка застегнута кое-как и вся помята, обувь надета на голую ногу. Он выглядел так же растрепанно, как она чувствовала себя внутри. И не собирался так просто ее отпускать.
– Обри, я оплачу тебе другой рейс, прямо сейчас, только не уходи. Мне нужно кое-что объяснить.
После секундного колебания она кивнула. Надежда победила. Дурацкая слепая надежда.
И вместо того чтобы отвесить ему пощечину и отдать последние деньги на такси – лишь бы уйти, – Обри позволила ему взять ее под руку и отвести в парк. Он купил им кофе, и они сели на скамейку, наблюдая за тем, как в Нью-Йорке начинается новый день. Обри думала, что сейчас он скажет ей, что он женат, или снова напомнит о таблетках. Правда оказалась совсем другой.
– Прошлой ночи не должно было быть по многим причинам. И основная в том, что я королевских кровей.
Скамейка под ней не исчезла, но Обри на всякий случай ухватилась за нее покрепче.
– Королевских?
– Я наследный принц Аль-Захана.
Хотелось бы ей понимающе кивнуть, но вместо этого пришлось спросить:
– Что это означает?
Он слышал об этом с колыбели, и теперь пришлось сказать это самому:
– Я буду королем.
– Ты хочешь этого? – Вместо вопроса вышло утверждение.
Молчание.
– Хотеть – единственная роскошь, которая мне недоступна. Я могу удовлетворять потребности и надеялся сделать это с тобой.
Обри сглотнула и перевела дух. Звучало как оскорбление, но сказанное с такой искренностью и нежностью явно им не являлось.
– Не получилось?
– Нет. С тобой я стал хотеть большего.
Слезы грозили политься рекой, но Обри сдержалась. Она ничего не понимала, все это звучало как какая-то бессмыслица… но, вопреки смятению, глубоко внутри она знала, что означают его слова. Она смотрела на распустившиеся листья, обдуваемые утренним ветерком, на маленьких птичек, розовевшее небо, которое еще не научилось быть голубым, но так к этому стремилось.