От отца к сыну. Как передать ребенку христианские ценности (Нембрини) - страница 58
Подумаем о Данте: трудно себе представить, что, когда Данте писал «Божественную комедию», он уже думал о всех тех миллионах томов, авторы которых впоследствии будут пытаться понять – каждый со своей точки зрения, – что же заключено в его произведении. Такова динамика творчества: за читателем остается задача завершить произведение искусства. Когда произведение только выходит из-под пера, из-под кисти автора, оно рождается лишь наполовину. Мы останавливаемся перед фресками Джотто в базилике св. Франциска в Ассизи, словно завороженные. Что происходит? Мы добавляем себя, вступаем в диалог с изображением, Джотто говорит что-то именно нам. Мы, сознательно или нет, задаем вопросы автору этой фрески, начинаем беседу с произведением – и так рождается диалог, благодаря которому каждый из нас после встречи с Джотто может унести с собой некое секретное слово, открывшееся лишь ему. И это правомерно: это и есть прекрасное в искусстве, в общении.
Думаю, прояснив этот пункт, мы вполне можем совершить задуманную операцию. Операция будет несколько странной, «презентация в квадрате»: презентация Биффи в моем изложении… Но не важно! Я расскажу вам о том, как сам читаю «Пиноккио», о том, что эта книга подсказывала мне в те годы, когда я читал ее с ребятами, чему учила и учит меня до сих пор. Мое прочтение может стать и вашим – вы можете продолжить читать в той же манере. В жизни у человека есть вопросы, реальность ранит его, бросает ему вызов, обращается с призывом, и во встрече с литературным произведением (казалось бы, адресованным детям, но вы же знаете, что все слова, сказанные маленьким, адресованы и взрослым), пусть и таким легким, как сказка, любой из нас может найти ответы, подходящие ему, его драме, его существованию, – ответы значимые и исключительные. Поэтому подходите к этой операции свободно, мудрые люди всегда поступают именно так: задают реальности вопросы и повсюду ищут ответа. Мы всегда так поступаем. Мне бы не хотелось, чтобы вы ушли отсюда в недоумении: «Объяснение притянуто за уши, Нембрини заставляет Коллоди говорить вещи, которых тот вовсе не хотел сказать». В этом я полностью отдаю себе отчет. То, что я говорю, говорю именно я, а не Коллоди. И говорю потому, что научился так читать эту книгу у Биффи – научился тому, чтобы Коллоди говорил со мной и открыл мне некоторые вещи.
Думаю, с вами такое случалось: часов в восемь утра у вас совершенно неосознанно вырывается какое-нибудь слово. Мой мозг включается где-то к четырем дня, а до этого осознание собственных поступков находится у меня на очень низком уровне. Поэтому, например, я вполне могу встретить у двери класса ученицу и, почти не замечая того (уже через минуту я этого не помню!), похлопать ее по плечу и сказать: «Не бойся, смелее! Ты не одна!» – и потом забыть. В восемь часов утра иногда приходится видеть такие лица, что инстинктивно хочется подбодрить человека – насколько могу, и через мгновение я уже обо всем забыл… А потом, через год или два, оказывается, что доброе слово, сказанное случайно и неосознанно (я не осознавал того смысла, который оно могло бы в себе нести), стало для этой школьницы решающим поворотом! Может быть, впервые кто-то из учителей посмотрел ей в глаза. Каждый мог бы привести собственные примеры – в них красота общения между людьми. Вот с «Пиноккио» – то же самое. Я не знаю, что хотел сказать Коллоди, но когда я его читаю, разговариваю с ним, вступаю в диалог с «Пиноккио», то открываю в своей жизни восхитительные вещи, которые попробую вам сейчас передать.