Все ждали утра, и оно пришло, но не для всех. Рассвет был бледный, холодный. Гребни волн летели, накрытые белым кружевом. Далеко отсюда, между двумя полуостровами — Керченским и Таманским, — носились, как голуби, стаи чаек.
— Мне приснилось, Шулик, будто я в станице, — сказал Брызгалов, — и сижу на лавочке возле хаты. Пыль приснилась, и камыши, и лодка, и сеть-раколовка приснилась.
Брызгалов напился воды и лег в свое нагретое глинистое место.
— У меня зашлись ноги, — сказал Шулик, в свою очередь. — Мне ничего не снилось. А я люблю, когда снится что-нибудь. Интересно!.. Давай готовь пулемет, Брызгалов. Что-то вчера два раза заедало на подаче и в замке.
Шулик и Брызгалов пришли на левый фланг помогать армейской пехоте и сейчас разговаривали, сидя в окопе вместе с красноармейцами, которые чистили винтовки, мазали их синим ружейным маслом. Солдатам тоже нечего было есть, и мало было боеприпасов, но они снесли к пулеметам винтовочные патроны и сами черными от ружейного масла пальцами набили ленты.
Полотняные ленты сделались сразу тяжелыми, скрутились и были похожи на змей, свернувшихся в клубок в утренней дрёме.
Штурман, широкоплечий мужчина, с таким же широким, квадратным лицом и белесыми бровями, лежал на боку, прислонившись щекой к автомату. Вчера штурман дрался великолепно. Сам командир полка Степанов поблагодарил его и записал фамилию в книжку. «Боевое Красное Знамя заработал, — говорили вчера красноармейцы. — Майор доложит о штурмане полковнику, а тот по радио — командующему, и готово боевое Красное Знамя».
— Спишь, штурман? — сказал Брызгалов.
— Не сплю, — ответил тот лениво, разлепив набрякшие веки.
— Ты все знаешь. Скажи, когда фашист начнет?
— В десять ноль-ноль начнет, — сказал штурман и снова прикрыл веки.
— Ой, дай бы дожить бы до свадьбы-женитьбы! — сказал Шулик.
— Птица не поет, трава не растет, — неопределенно заметил Брызгалов, подставляя худое лицо скупым лучам солнца.
Возле школы курился в яме дымок. Девушка-санитарка, присев на корточки, подкладывала щепки под закопченное днище ведра. Она варила кофе для раненых.
Из подвала вышла Таня с полотенцем на плече, с кружкой и зубной щеткой в руках. Зубы она будет чистить мелко истолченным мелом, найденным в школе. Таня обязательно забрызгает мелом ватник, а потом, умывшись, рассмотрит, вскрикнет: «Опять!» — и быстрыми движениями ладошки почистит пятнышки.