На рассвете Букреев верхом приехал на пристань. Туман еще больше сгустился. Если бы не чрезвычайные обстоятельства, выход в море не был бы разрешен. Шалунов, исполнявший обязанности флаг-штурмана, был озабочен.
— Плавание в таком тумане вообще беда, а когда еще знаешь, что кругом рыщут подлодки… — мимоходом сказал Шалунов, пожимая руку Букрееву. — Ну как-нибудь, Букреев. На траверсе Очемчир, говорят, ясно…
Шалунов исчез в тумане. И только по скрипу сходни можно было догадаться, что он поднялся на корабль. Хайдар держал под уздцы лошадей и смотрел на капитана грустными, преданными глазами.
Кабардинка нервничала, прислушиваясь к звукам, несшимся с кораблей: к стуку ящиков, крикам матросов, грохоту перекатываемых пустых железных бочек. Букреев огладил ее шею:
— Хайдар! Ты сам присматривай за ней…
Букреев замолчал, ему не хотелось говорить. Было жаль Хайдара; жаль и лошади, прослужившей ему больше трех лет; жаль города и даже этих бесконечных дождей, перемежающихся с туманами.
Было горько оттого, что мечта о приезде сюда семьи не осуществилась; было тревожно: впереди опасные труды.
Вблизи него все чаще пробегали матросы в рабочей одежде. Фыркнули и загудели судовые моторы. Сырые запахи утра как бы прослоились запахами отработанного бензина и машинного масла. Появился Манжула, и с ним опять Горбань — светлоглазый сильный моряк, лет двадцати пяти, с приятным лицом и какой-то хитровато-безмятежной улыбкой. Манжула и Горбань привели команду. Получив разрешение Букреева на посадку, Манжула скомандовал, и моряки «тридцатки», как они себя сами шутливо окрестили, пошли на корабли. Манжула вернулся и остановился рядом с Букреевым, пренебрежительно поглядывая на Хайдара и лошадей. Хайдар заметил взгляд Манжулы, и его губы недружелюбно скривились.
— По кораблям! — прокричал вахтенный с борта флагманского корабля. — Кто там на берегу!
Букреев обнял Хайдара и пошел на корабль.
— Прощай, Хайдар, — сказал Манжула уже с палубы.
Узбек шагнул вперед:
— Его… товарища капитана…
Манжула понял, что значат эти слова.
— Как-нибудь, Хайдар!
— За капитана не беспокойся, чернобровый, — добавил Горбань и тревожно сказал: — Что-то моей сестренки нет, Манжула. Обещала проводить, а вот опоздала.
Моторы заработали сильнее, палуба под ногами задрожала. Два матроса стали у кнехтов, чтобы сбросить швартовы. Горбань, не скрывая беспокойства, перегнулся вперед, схватившись за поручни.
— Александр! Саша! Горбань! — картавя, прокричал из тумана девичий голос.