Вон, Эдгар По: «покурить опиума до выявления явно наблюдаемых отклонений в психике…». А Булгаков? А Владимир Семёнович? Без укола морфина в живот — на сцену ни-ни. А так — и кураж, и экспрессия.
Конечно, организм подростка — дело тонкое. Но ведь они же не знают. И вообще, и Троянская война не из-за этой бабы, Елены Прекрасной, а из-за контроля над путями транспортировки «пыльцы божественного лотоса»…
Я умею уговаривать. Лучше всего я умею уговаривать себя. Только одна мелочь должна быть — вера. Вера в истинность своих аргументов. Тут как в шахматы с самим собой играть — обман не проходит.
Горбунья проснулась, слезла с печки, занялась скотинкой. «Курки» — они того… «яйки». А больной подождёт, не убежит.
От моей решимости не осталось и следа. Трясло от предвкушения чего-то стыдно-приятного. Сильно приятного…
«Ну, скоро она там. И ни кто тебя не заставляет сразу в передоз лезть. Ложечку, другую… И хватит. Для хорошего самочувствия и работы мозга».
Последняя фраза про мозги несколько сбила настрой. Боль в челюстных мышцах к этому моменту несколько спала. Я начал двигать челюстью и — укололся. Пощупал языком — опаньки — зуб лезет!
Устойчивый рефлекс: «зуб лезет — это хорошо». То, что у ребёнка теперь будут слюни по колено, что он будет тянуть в рот всякую гадость, что сам спать не сможет и другим не даст — неважно. Родители радуются: «С первым зубом!».
А для меня это и в самом деле была Радость. Именно так. Поскольку означало, что моя психоматрица — прижилась. В этой… системе недостаточной информационной ёмкости. До сих пор я только терял — волосы, зубы, кожу… А теперь у меня вот — вырос первый зуб!
Собственная радость выбросила в кровь собственную дозу эндорфино-допаминовой смеси. Сосущее ощущение внутри чуть ослабло. Когда, наконец, горбунья, уселась возле меня и поднесла миску со знакомым, манящим, сладковатым запахом…
Я буквально разрывался от противоречивых стремлений. От «обезьяны верхом на крокодиле». Которые хотели разного.
Оставалось только работать. Головой. За неработоспособностью всего остального.
Я и сработал. Точнее, двинул ею по миске. Пока эта дразнящая дрянь не оказалась перед самым носом.
Горбунья ойкнула, слетела на пол, оттуда долго и визгливо меня ругала (а плевать — все равно не понимаю ни слова). Потом лазила под лавку за укатившейся миской. По возвращению собеседницы из-под лавки я встретил её первым экземпляром своего здешнего архитектурно-скульптурного творчества. Из пальцев-сосисок правой руки мне удалось сложить фигуру типа «кукиш общенародный». И, подперев кисть правой — левой, сунуть горбатому наркодилеру в морду.