* * *
Ссоры не было — было такая сильная дружба, что… «Тостируемый пьёт до дна» — наше общенародное правило. В данном случае — до дна лужи, где и засыпает. Да и лужа-то неглубокая! Но пролежать в холодной воде полночи… Воспаление мочевого пузыря… Через три дня в бреду и муках… Как Пётр Великий, только без завещания.
Обмыли-похоронили. Уходя с кладбища, я напомнил Николаю:
— Списочек подготовь. Чего покойник должен остался.
— Эта… Как это? Это ж мы ему… Он же вон… ну печек сколько поставил!
— Николай, ну ты как ребёнок. Сам же ряд с покойником составлял. Дело-то не закончено, все потребные печки — не поставлены. Так что — расчёта за работу не будет. А долг за ним остаётся.
— К-какой долг?! Он же…! Дык… корм и кров — по ряду с нас!
— А остальное? На покойнике новые лапти обуты. Я тебе сколько раз говорил — нужна полная разноска по плану бухгалтерских счетов. Иди, сочиняй, купец-молодец.
Николай просидел ночь, но составил список. По уровню фантазии он далеко превосходил тот счёт, который когда-то подсунули графу Монте-Кристо. Да и то правда, откуда у Монте-Кристо двенадцать пар тёплых портянок? Последним пунктом вписали молебен «за упокой»: поймаю попа какого-нибудь — закажу.
Через день после ухода княжеского каравана пришлось срочно идти в Рябиновку: прибежал орущий сигнальщик.
— Аким с Яковым пьяные напились! Дворовых убивает!
Почти всё население Рябиновки сидело в лесу, обсыхало после спешного отступления через залитый водой берег и обсуждало происходящее:
— Они тама…! Бельма наливши…! Воют, рычат, на людей кидаются… С мечами! Вот те хрест! Всбесивши!
Что порадовало: Марьяша, с выбившимися из-под платка волосами, и Ольбег, с разбитым носом, были среди беженцев.
Население с моим появлением дружно вздохнуло с облегчением: Ванька-ублюдок прибежал — есть теперь, кому дерьмо разгребать. Конюх-управляющий так и выразился:
— Батюшка-то наш, Аким Янович, ныне малость не в себе. Надлежит отпрыску родителю болезному помощь оказать, уход душевно потребный. Тама вона.
И ручкой так это выразительно… направление указал.
* * *
Как говорит Lise младшему Карамазову:
— Ах, Алексей Федорович, ах, голубчик, давайте за людьми как за больными ходить!
Почему «как»?! Где вы видели психически здорового хомосапиенса?! А уж на «Святой Руси»…
* * *
Да пошли они все! Но там Прокуй… И дебил молотобойный… И Ольбег наплаканными глазами светит… Два сдуревших мужика с железяками… Ну, положим, Аким — нынче не боец. Лука не натянет, мечом не ударит — руки у него болят. Но взбесившийся Яков… Неожиданно… И очень опасно.