Кстати о кружке. Мара, поразглядывав меня, лежащего на спине, поставила взятую, было, кружку обратно.
— Жадная ты, Марана. Бедной ящерке и воды бережёшь.
— У тя и так вон. Торчит колокольней. Мало что не звенит. Тебе этого зелья дать… неделю до ветру только с молитвой ходить будешь.
— Чегой-то?
— Тогой-то! Так зажмёт… отливать будешь только с божьего соизволения.
На Аничковом мосту как-то попалась на глаза табличка: «Барон Клодт — изваял. И — отлил». Тоже, похоже, были проблемы. С отлитием.
Она прошлась основанием ладоней по груди и животу, очень осторожно размяла шею. К этому моменту у меня внутри из мягкого и весёлого тепла стал формироваться какой-то раскалённый стержень. От головы через позвоночник до… головки. Это был совсем другой жар — очень горячий, злой. Шестигранный стальной прут прямо из кузнечного горна. У меня, видимо, изменился взгляд. Марана отодвинулась и с угрозой произнесла:
— Только попробуй. Пришибу.
— Думаешшшь? Успееешшшь?
Она отшатнулась.
В голове нарастал звон и жар. Кованый стержень внутри меня начал раздуваться. Как воздушный шарик в куче пенопластовых крошек. Неровно, коряво, со скрипом.
Всё-таки ведьма меня чем-то… Что я ей такого сделал? Причины — потом… Какой-то яд контактного действия… Не яд — наркотик… Рецепт — потом. Сейчас — выбраться. Во дворе — Сухан. Велю — он убьёт ведьму. Меня — в реку. На прополаскивание.
Следующий момент я поймал уже стоя. Что-то возилось на полу, у меня в ногах. Вру — не у меня. Ноги были волчьи. В меху, с когтями. Рядом характерно торчали в разные стороны ноги Мараны. А мои где? Опять фольк? «Це — жинкины ноги, це — мои. А це — чьи?».
Конфликт принадлежности конечностей решается уходом дознавателя на сеновал. Пробую. Не получилось. Ноги двинулись все. И Маранины с их избыточной стреловидностью — тоже. Странно. Лицо и поверхность тела как-то… одеревенели. Губы и щёки стали очень тяжёлыми, неподвижными. Язык тоже заплетается, задевает за зубы и щёки изнутри. Как-то… зависает на некоторых звуках.
Мара хрипела. Сперва я не понял, но, сфокусировав взгляд, обнаружил её распахнутую пасть. Аж до гланд. Потом — свои руки у неё на шее. Точнее: на её платке, который сбился ей на шею. Я затягивал его своими руками. Тоже… одеревеневшими. Она вцепилась своими руками в мои, кажется, даже царапалась. Но чувствительности не было.
Я наклонился ближе к её лицу и с любопытством рассматривал — у неё вылезают из орбит глаза. Это было… забавно: глаза разные, а вылупляются синхронно. Если пренебречь различиями в топологии внешних оболочек, то сущность у них одна: гляделки. Соответственно, и выскочат они одинаково.