– Пчёл она всегда любила, – заметил Наний. – Её дедушка был известным на весь Советский союз пчеловодом и некоторое время квартировал у нас дома. Он издавал до революции журнал «Русский пчеловодный листок».
– Теперь я понимаю, почему она в школе была такая неряшливая, – сказал я. – Бывает, ширинку застегнуть забудет и прячется за кафедрой. Или помните, как она пришла на выпускной с накладными усами? Видимо, она всю жизнь хотела заниматься пчёлами. А вся эта школа ей была не очень интересна.
Я ожидал какую-то паузу недоумения, но разговор тут же подхватил кто-то другой. Так они и продолжали до самого утра. Такие одухотворённые, добрые лица. Я бы тоже хотел иногда видеться с одноклассниками, но что-то не выходит, хлопотно это. Да и мы – другие. Мы грустные люди.
Когда я проснулся, по обе стороны от точки моего пробуждения возникла весна и протянулась на тридцать два года в прошлое и будущее. Из этого прошлого я почему-то в первую очередь вспомнил невкусное ощущение сырой, сложно устроенной, слоистой половой тряпки, которую укусил ещё в детском саду. Воспитательница была такая морщинистая, что её лицо своей слоистостью само напоминало эту тряпку. Звали её… Стефания Ивановна.
Вечером Стефания Ивановна принесла мне в кровать жвачку. Она всегда так делала. Жвачки были разного цвета – синие, зелёные, красные.
– Сегодня Женечка получит красненькую, – сказала Стефания Ивановна. – Вот она, вот она! Это красный цвет. Что бывает красного цвета?
– Помидор, – ответил я.
– А ещё что?
– Два помидора.
– Что ж ты глупый-то такой! Кроме помидоров знаешь что-нибудь?
– Сами вы дура, Стефания Ивановна, – сказал я и сел на кровати. – Может, мне западло вспоминать предметы красного цвета. Вот в данную секунду мне ничего в голову не приходит, кроме помидоров. И зачем вам это надо? Вы думаете, вы меня развиваете этими вопросами?
Стефания Ивановна оторопела, так и замерев с красным шариком в руке. Я достал сигарету, закурил.
– Вот вспомните-ка, Стефания Ивановна, предметы на букву «х».
– Х-х-х… – забормотала Стефания Ивановна. – Хи-ха-хо… Вы что это тут курите, молодой человек?! О, Боже, нет! О, Господи! Что творится-то!
Она попыталась отнять у меня сигарету, но я вывернулся и отпрыгнул в другой конец комнаты. Стефания Ивановна, вереща, раскинула руки и встала в позу вратаря.
– Детей перебудите, – сказал я. – Пустите, я на лестницу курить пойду.
– Ах ты мразь мелкая! Ты где сигареты взял? У папы украл?
– Купил, – сказал я, отодвинул Стефанию Ивановну и вышел из комнаты.
Коридор я помнил смутно. Жёлтый какой-то коридор… Жалко было Стефанию Ивановну. Чего я с ней так? Она ж не поймёт ничего. Хорошая ведь тётка, по сути. Вечно жвачки приносила… Забывала только сказать, что их глотать не нужно. Я и глотал. Надо было отсюда выбираться. Я посмотрел вверх. Пролётом выше стояла Стефания Ивановна и со страхом смотрела вниз. Половина лица у неё была освещена коридорной лампой, а другая половина скрывалась в тени.