Затем он обернулся.
Прокуренная комнатка слева и черно-белые тени на экране. Справа номер на втором этаже, из серой ряби льется тихое шипение.
Потом изнутри поднялся тухлый тошнотворный страх. Блаз сглотнул раз, другой, третий, но привкус не исчез, а ладони вспотели, пришлось вытереть их о штаны. Он ни на секунду не усомнился в своем рассудке — хотя, может, зря.
Все так и есть.
Комнатка слева — на первом этаже, а справа — на втором.
И дверь, которую он не помнит в туалете своего номера.
Первая мысль была просто глупой: пока он застрял здесь, убийца пересек границу. «Ублюдок, ублюдок, ублюдок!» — как мантру, повторял Блаз. Эта нехитрая молитва раздувала гнев и отгоняла страх. Но ненадолго. И недалеко.
Он рванул кран холодной воды — умыться, сбросить наваждение — но в трубах заклокотал воздух, а из лейки полилась черная масса: густая и вязкая, как мазут. Слева, в каморке ночного сторожа, вновь захихикал телевизор, теперь уже взрослым мужским голосом.
Белый «Крайес». Ушел! И сторож… Как же это?
И чертова решетка на дверях. Не выбраться.
Потом из крана — уже не из лейки — вдруг побежала вода, все еще с воздухом, выхаркивая в раковину пену. Блаз отшатнулся и правильно сделал: вода оказалась розовой, будто смешанной с кровью, а затем все краснее, краснее, и вскоре у стока образовался алый круговорот.
Он шарахнулся прочь, но оттого даже лучше разглядел, что из зеркала смотрит не он, а слишком полная девушка в слишком обтягивающем топе. Миг-другой отражение глядело в глаза Штеху, а потом опустило взгляд и… че-е-е-ерт, да она же режет вены!
Банковского охранника не испугать видом крови. Ранения, даже смерть — он все это видел. Но сейчас голод и долгий путь, и чертовщина эта… позыв к рвоте согнул Блаза пополам.
И ужас. Поначалу его подташнивало, дрожали колени — а теперь в животе и в груди застыл лед.
Слава богу, что ничего не видно! Над головой по-прежнему журчала вода. Блаза опять скрутило, стоило представить красную воронку там, наверху, у слива. Хорошо хоть, блевать особо нечем.
Позабыв о достоинстве, прямо так, на четвереньках и не отрывая взгляда от пола, он выполз в номер — и уткнулся в край кровати лбом.
Сколько он просидел так? Минуты? Полчаса? Открывать глаза не хотелось. Словно пока ничего не видно, ничего и не может произойти. Покрепче зажмурься, и тебя не заметят. Можно даже подумать немного. О том, что за чертовщина. И что же делать. Смотри Блаз побольше фильмов, знал бы хоть, чего точно делать не нужно. Так сказать, на примерах.
А впрочем, что они понимают в страхе — писаки, высоколобые выродки, производители фильмов и книжек, все, кто сколотил состояния, задуривая других? То было даже не предчувствие, а уверенность: по правде, не имеет значения, что он предпримет. Неважно, куда податься и от чего бежать — можно даже вскрыть вены, как эта девка в зеркале. Кровь уйдет в сток, а стоки все кончаются одинаково.