– Эннилейн, я спала три дня? То есть я пришла к вам, поела, помылась и уснула на три дня?!
– А что, милочка, ты такой уставшей казалась, такой серенькой… Уж точно тебя туман ночью не цеплял? Господин Бэрри иногда с дружками ездит по ночам, хоть и в закрытой карете, да все равно цвет лица у него такой же бывает, как и у тебя.
Эйви сглотнула. Конечно, не спала она несколько суток, не ела. Но не повод же это безобразно проспать целых три дня! Интересно, что с маленьким Хайде? Смогли ли ребята найти хотя бы его тело?
– Милочка, слышишь меня?
Девочка подняла глаза на Эннилейн, и та дрогнула.
– Прости, Эннилейн. Я знаю, что у меня злой взгляд.
– Да, есть в вас с Дьяре что-то жуткое. Специально, что ли, госпожа выбирает именно таких?
В углу кухни затрезвонил настенный колокольчик, и Эннилейн побелела.
– Бэрри зовет. Помоги мне, вон ту глубокую тарелку с мясом бери, ага, вот так, я пока хлеб нарежу, а ты брусничный соус, пожалуйста, налей в стеклянную пиалу. С пирожного сними вишню, он ненавидит вишни. Кофе наливай черный, доверху. Так, хорошо. Ох, милочка, ты же не знаешь, чем мы живем? Госпожа Кватерляйн ездит с проводником за чудным медом в Одиннадцатый. Только она умеет выбирать самый лучший да самый вкусный. Вот так вот. От нас по всему городу мед идет, а знаешь, сколько его нужно будет на всю зиму? Ох, так много, что и не представить. А тут еще бал у госпожи Полуночи, который бывает раз в три года. Слышала же о нем, да? О нем все знают. Так вот, Полуночи непременно подавай литров десять самого лучшего рубинового меда… Такой только наша госпожа доставать умеет. Так вот о чем я говорю, – Эннилейн мученически прикрыла глаза, слыша, как надрывается звоночек, – госпожа наша скоро уедет, не меньше чем на неделю. И мы останемся одни с Бэрри. Вот тут-то ты поймешь, что глаза Дьяре – сущий пустяк.
Глава четвертая,
в которой Эйверин приходится торговать медом
У Эйви дрожали руки так, что их сводило судорогой. Прервавшийся вдох застрял вверху глотки, льняное платьице давно пропиталось потом.
Подобный ужас она испытала лишь однажды, девять лет назад. Когда в семью ее пришло горе, а снежный Кадрас перестал быть уютным домом. Но тогда она была шестилетней малюткой, привыкшей к теплу и счастью, не знавшей никаких невзгод. Сейчас же, когда тело ее стало сильнее, а душа зачерствела, страх удивлял Эйверин. Сама возможность до такой степени чего-то бояться пугала ее до исступления.
Закусив верхнюю губу и гневно сдвинув брови, она еще раз спросила:
– Этот липовый?
– Без-дар-на! – Мистер Дьяре подскочил с плетеного кресла-качалки и отошел к узкому окошку. Он украдкой усмехнулся в седеющие усы, видимо, забавляясь горячностью девчонки.