Вот он заструился под тонким пальто, вот достиг взмокшей от пота спины. Но когда безжалостный туман, хищно стелясь по земле, подобрался к Гёйламу, тот закричал. Глаза его вновь стали голубыми, но лицо тут же исказилось от боли.
– Гёйлам, беги! – завопила Эйви.
Но парня не нужно было об этом просить. Он выскочил из телеги и помчался вниз по улице. Возле стены, разделяющей город на Верхний и Нижний, Гёйлам споткнулся и упал, но тут же вновь подскочил на ноги, с ужасом глядя на свои ладони. Эйви догнала его, на ходу стаскивая с себя пальто и шарф. Суетясь, она пыталась обмотать парню голову, чтобы он не наглотался яда.
– Жжется! Как же жжется! А-а-а-а-а-а! – Гёйлам лихорадочно замолотил в воздухе руками, словно пытался сбросить с себя рой насекомых. – Видишь, видишь?! Все руки в язвах! Руки! Все лицо-о-о-о!
Эйверин попятилась. Парень раздирал тонкими пальцами кожу лица, но на ней не было ничего странного. Никаких ран, никаких язв. Эйверин решительно схватила музыканта за руку и задрала широкий рукав его пиджака.
– Руки! Что с моими рука-а-ами! – завизжал Гёйлам, безумно уставившись на гладкую кожу.
– Эй, видишь? Все в порядке. – Эйви задумчиво посмотрела на парня. Он дышал глубоко, с шумом втягивая в себя влажный воздух. Так почему же он еще жив? Почему не умирает, как другие бедняги?
Гёйлам словно ждал команды: он перестал вопить, лицо его разгладилось, но глаза вновь вспыхнули зеленью.
– Мне пора, – тихо сказал он, глядя за спину девочки. – Пора. Меня давно ждут.
Эйверин резко обернулась и застыла. Темнота вокруг становилась густой и вязкой: не шевельнешься. Тяжелый дух ударил в ноздри, и девочка, схватив Гёйлама за руку, прокричала:
– Уходите! Я вам его не отдам! Уходите!
Тихий шорох, короткий вздох – и ночь посерела, а воздух, хоть и сплошь заполненный ядом, вновь стал пригоден для дыхания.
Эйверин напряженно всматривалась в пустоту улицы: уж не те ли двое, что волокли старика, пришли за Гёйламом? Она с силой сжала кулаки, понимая, что ей не справиться с двумя крепкими мужчинами. Да вот только они ли это были? Тяжелый пряный запах, звук, так походивший на шелест платья… Не могла же сама городская властительница бродить по ночам? А может, она ищет жертв тумана да крадет их тела, чтобы Сорок Восьмой еще долгие годы спал спокойно и не слышал ничего о несчастных, которым не под силу найти на ночь приют?
Наконец, когда девочке показалось, что опасность миновала, она потянула Гёйлама за руку. Парень, который прикрыл ядовито-зеленые глаза, открыл уже голубые. Брови его сразу же страдальчески поползли вверх, губы искривились. Музыкант вырвал свою руку из рук Эйверин и побежал в сторону старой свалки, ища спасения.