Парень дрогнул, но Эйверин сжала его плечо. Бэрри медленно подошел к кровати и пролепетал:
– Ма? Мама?
Госпожа не отвечала. Лицо ее оставалось мертво и недвижимо.
Бэрри уставился на всхлипывающую Эннилейн, как испуганный зверек.
– Я опоздал?!
– Ма…льчик… м-мой… – Губы госпожи шевелились едва-едва. – Помни… Я… люб… т… Бу… доб…рым…
Внезапно тонкое тело Дады изогнулось, и изо рта ее вырвался крик:
– Полночью призвана! Полночью забрана! Полночь встречает меня!
Бэрри шарахнулся к двери, едва не сбив Эйви с ног, но девочка этого не заметила. Она затряслась и закрыла лицо руками.
«Полночью призвана! Полночью забрана! Полночь встречает меня! Коль не попросишь у Полночи помощи, утром меня схоронят!» – Эйверин вспомнила, что уже слышала эти слова. И кричала тоже женщина. Тоже молодая, настолько же отчаявшаяся.
– Мама… – прохрипел Бэрри и простонала Эйви одновременно.
Мистер Дьяре резко обернулся.
– Нужно попросить у нее помощи! – крикнула Эйверин, больше не в силах находиться в страшной комнате.
И пока мистер Дьяре не успел ей помешать, она сбежала по ступенькам и выскочила через парадную дверь на улицу, в объятия плотоядного тумана. Она не чувствовала холода, не чувствовала усталости, а только неслась к видневшейся вдалеке огромной оранжерее.
Что, если бы рядом с ее мамой в ту ночь был тот, кто мог вовремя попросить помощи у Полуночи? Осталась бы она тогда с ними? Осталась бы жива?..
Эйви с ужасом осознала, что с ее мамой происходило, скорее всего, то же самое, что и с Дадой. Ведь не зря они одинаково кричали, не зря произносили одни и те же страшные слова?! Но Полночь была тогда так далеко, а значит… значит…
Эйверин чувствовала, как из груди ее рвется крик, и не стала его сдерживать. Она остановилась лишь на минуту, оперевшись на фонарный столб, и завизжала так сильно, как только могла. Невидимая рана в ее груди раскрывалась. Так много лет она не хотела попрощаться с мамой, так много лет она не готова была признать, что ее не стало. Но теперь умирающая госпожа все прояснила. Умирающая Дада показала, как было все на самом деле.
Не смахивая слез, девочка кинулась вперед. Она бежала ради доброй госпожи, ради своей мамы и ради Бэрри. Каким бы гадким он ни был, он не должен был заполучить судьбу лишенного родителей ребенка. Ее собственную судьбу.
Цветастый особняк Полуночи показался вдалеке, и Эйверин вскоре оказалась у его дверей.
– Откройте дверь! Откройте! – вопила она, сбивая кулачки в кровь. – Госпоже Кватерляйн нужна помощь! Откройте! Помогите, пожалуйста! Помогите!
Вскоре голос Эйверин осип, а потом и вовсе стал неслышен. Особняк высился над ней темной безучастной громадой. Девочка принялась молотить в дверь сапогами. Вскоре носы их покрылись царапинами, и Эйви осела на крыльцо. Не открыли. Полночь не услышала.