– Вытрешь сам. – Мальчишка отошел от окна и уселся на лежак. – Все равно тут переночуешь.
– А где я?..
– А ты не будешь спать. – Старейшина тонкой ручкой указал на пол и выжидающе посмотрел на Тюльпинса: мол, сразу не догадался, что нужно сесть?
Молодой господин, ясно осознавший, что с мальчишкой спорить бесполезно, покорно устроился напротив него.
– Расскажи, как ты перенесся. Что чувствовал, что было вокруг тебя? – Колкие глаза уставились на парня, призывая описывать все до мелочей.
Тюльпинс почесал затылок и поморщился: волосы его слиплись от грязи и пота. Он медлил с ответом сколько мог. То, о чем просил рассказать Старейшина, было слишком тайным, личным. Только Самселу он рассказывал об этом, да и то без подробностей.
– Говори, – вновь приказал мальчишка.
– Я оставался один в комнате, добивался тишины в доме. Ну… и думал об этом месте. Мне радостно было о нем думать, приятно. Я словно уходил из комнаты, чувствуя, что все еще сижу на своей кровати.
Лобик мальчишки прорезали морщины, но он кивнул:
– Многим поначалу нужны тишина и покой. Другим же нужен сильный стимул: волнение, страх, что угодно… Но начнем, пожалуй, с первого. Я сейчас уйду в лес, а ты каждую секунду пытайся перенестись, ты меня понял? Письмо при тебе?
Тюльпинс сокрушенно помотал головой:
– Осталось в пижаме. Н-но ты не беспокойся, у меня наверняка ничего сегодня не выйдет.
Холодные глаза вновь впились в Тюльпинса, Старейшина тихо спросил:
– Ты всегда не веришь в свои силы?
– Я… я…
– Не мямли, это к тебе не располагает. Тут одно из двух: либо ты не веришь в свои силы, что маловероятно, ибо все господа самоуверенные увальни, либо ты не хочешь отсюда уходить. Но я повторяю: мне нужно сообщить Суйли, что дела обстоят хуже, чем он ожидал. От этого зависят жизни, понимаешь? – Булутур встал. – На мой лежак не садись, узнаю, буду злиться. Вернусь с рассветом, там и поговорим.
Шаги Старейшины стихли, а за ними скрипнула входная дверь и щелкнул тяжелый замок. Тюльпинс обошел комнату несколько раз, пытался даже выглянуть в окошко, но вот только Булутур плотно закрыл ставни. Тьма, запах древесины, смолы и сухих трав медленно окутали Тюльпинса. На душе его стало спокойно, по лицу расплылась умиротворенная улыбка. Мир окружил его, незыблемый и вечный.
Прежде молодому господину никогда не доводилось оставаться вот так, один на один с собой. Он не чувствовал нитей природы, пронизывающих его насквозь, не ощущал себя частью мира. На душе у Тюльпинса стало как никогда хорошо, спокойно. Он улегся на пол подальше от лежака Старейшины и хмыкнул себе под нос: «Тоже мне, хитрый мальчишка. Верил бы, что я сейчас уйду, велел бы сходить за письмом».