Рогова повела плечами, словно сбрасывая невидимую руку.
– Вы спросили, что она имеет в виду?
– Конечно. Говорю, вы, никак, мне угрожаете? А она: предупреждаю. Я, говорит, не террористка, это не я вам угрожаю, а они.
– Какие «они»?
– Вот и я спросила. Тесла ответила, что они живут в темноте.
Сердце Ильи подскочило и сделало сальто в районе горла.
– А если пойти против их воли, пробудить их ото сна, они начнут мстить. И убивать.
Взгляд Ильи упал на кроваво-алые вишни, украшавшие пирожные, и его замутило.
– Я подумала, она просто чокнутая, и повесила трубку. Вечером спросила Петю про больницу, и он ответил, что как раз сегодня подписал все бумаги. Он был в отличном настроении, и я не стала ничего говорить о звонке Теслы. Да и не поверила ей.
Рогова замолчала и жестом подозвала официанта.
– Еще капучино, – велела она. – Илья?
Он попросил минеральной воды.
– Прошло около двух недель, я успела забыть и о Тесле, и о Петровской больнице. А потом стала замечать, что Петя… Он изменился. Всегда был осторожен, даже трусоват, а тут прямо мания какая-то.
– Кого он боялся? Он вам говорил?
Официант принес минералку и кофе.
– Не кого, а, скорее, чего. Темноты. Знаю, это звучит глупо…
– Нет, – вырвалось у Ильи, и Рогова поглядела на него слегка удивленно.
– Вечно везде свет включал, просто не выносил темных углов и комнат. Потом ему казаться стало, что за ним наблюдает кто-то. Ладно, в доме, хотя там забор, сигнализация, камеры, но уж в квартире чего бояться? Мы живем на семнадцатом этаже, окна выходят на реку. В гостиной панорамное окно, в спальне тоже окна большие, и прежде Пете нравилось, что днем в комнатах много света. Я часто забывала занавешивать их и на ночь, хотя Петя просил, а в последнее время, стоило чуть стемнеть, сломя голову бежал зашторивать. Я смеялась: кто будет за тобой подглядывать? Он вроде отшучивался, а сам… По глазам видела, трясся, как заяц. Спал плохо: как ни проснусь утром, пепельница полная: значит, не спалось опять, курил.
Рогова поерзала на стуле, повертела кольца на полных пальцах, собираясь с мыслями.
– Как-то выпил много. Это за несколько дней до смерти было. Не просто выпил – напился. В первый раз его таким видела. Плакал, за руки меня хватал и все говорил про Петровскую больницу.
– Что говорил, помните?
– Чтобы я никогда близко к ней не подходила. Теперь, дескать, когда они пробудились, там смерть кругом. Если, мол, я хочу жить и не видеть всюду их, как он, то не должна туда ходить.
– Кого «их» – не сказал?
– Я от него мало чего добиться смогла. Поняла, что он жалеет о сделанном, что не надо было ему подписывать документы. Сказал, что уговаривал Гусарова оставить все как есть, не переделывать больницу в отель.