Однако, думая об этом, Петровский так никого и не позвал. Шел к источнику запаха, как гончая по следу, не страшась, но удивляясь. Возле двери, ведущей в подвал, воняло уже невыносимо. Николай Федорович достал платок и прижал к носу.
«Черт знает что! Безобразие», – подумал он и, только дойдя до двери, вспомнил, что у него нет ключа. Хотел уже развернуться и идти обратно, чтобы поднять на ноги всех слуг, заставить объясниться, но тут заметил, что дверь приоткрыта.
Час от часу не легче! Еще и запереть забыли!
Чувствуя, как гнев вскипает в нем багровой волной, Николай Федорович толкнул ее и вошел внутрь. Перед ним были ступени, уводившие вниз, в темноту. На полке справа, под рукой, должна быть керосиновая лампа и спички. Нашарив их, Петровский зажег свет, стараясь при этом не вдыхать слишком глубоко.
Помещение озарилось неровным желтоватым светом. Стоя на площадке перед спуском, Николай Федорович вытянул руку вперед, чтобы осветить пространство перед собой, при этом не забывая плотно прижимать к носу и рту платок.
Толком ничего разглядеть не удавалось.
Хотя дом этот был выстроен совсем недавно, подвальные помещения остались от прежней постройки – больницы для бедных. Петровский со слов архитекторов и инженеров знал, что внизу множество ходов и переходов, есть спуски и коридоры, уводящие вглубь. То помещение, куда вела лестница, было, если можно так выразиться, лишь вершиной айсберга.
Изучить подземный лабиринт целиком пока руки не доходили, использовались лишь несколько комнат под винный погреб, хранилище для овощей, еще какие-то хозяйственные нужды. Спускаться сюда хозяину доводилось всего-то пару раз, и то при свете дня, а рядом всегда были люди. Сейчас же…
Николай Федорович считал себя здравомыслящим, рационалистичным, ничуть не суеверным человеком, но в тот момент, вглядываясь в темноту подвала, чувствовал, как под кожу заползает страх – глубинный, безрассудный, не поддающийся логике. Прогнать его не получалось, и лампа в руке дрогнула.
Ему показалось, что оттуда, снизу, кто-то смотрит на него, буравит взглядом. Запах («Может, картошка гниет?») усилился.
«Нет тут никого», – сердясь на невесть откуда взявшуюся впечатлительность, подумал Николай Федорович, и в этот момент заметил внизу движение.
Чей-то темный, горбатый, скрюченный силуэт быстро переместился из глубины подвала к самой лестнице. Еще немного – и существо (почему-то не поворачивался язык назвать это человеком) окажется в круге света, который разливала вокруг лампа. Оно стояло на границе света и тьмы, разглядеть его не получалось. Но если шагнет чуть правее – Петровский увидит его.