— Посвети, — попросил Сергей.
Сашка чиркнул колесиком зажигалки.
Сергей стал давить кнопки на мобильнике (старая бюджетная модель). Ни звука, и экран неживой.
Сыщики посмотрели друг на друга. Батарейка!
Но Сергей не хотел сдаваться. Нет, это не ловушка. Бандиты Хавьера играют в его игру, а не наоборот. Иначе — это смерть.
Сашка погасил зажигалку.
Сергей велел себе дышать ровно. Он отщелкнул крышку мобильника, выдавил батарейку.
— Свети еще, чтобы не потерять!
Батарейку поместили на крышку унитаза и, не таясь громких звуков, стали стучать по ней стальным брелоком в форме кинжальчика, стараясь оставить вмятины. Или деформация емкости на некоторое время вернет батарейке жизнь, или убьет то, что и так мертво.
— Хватит! — прошептал Сашка.
По коридору торопливо прошли люди.
Сергей вставил батарейку на место. Телефон ожил. Теперь вопрос, есть код на сим-карте или она общедоступная. Сергей думал, что будет последнее, потому что не верил, чтобы боссы давали своим боевикам карты с кодами, ведь коды можно забыть, а быки редко отличались математическими способностями.
Так и есть!
Палец забегал по кнопкам. Пи-пи-пи-пи-пи-пи-пи-пи-пи.
— Аллоо-о. — Голос дяди Леши еле пробивался в треске — туалет, видимо, находился в таком месте здания, что сигнал просачивался с большими помехами. И телефон подал голос: «Недостаточно энергии для поддержания вызова!»
— Это мы. Петровский дом, первый подъезд, квартира два. Здесь, — прохрипел Сергей.
Сашка вздохнул — мобильник сдох. Сергей выбросил телефонную трубку в унитаз, сам сел, опустив голову. Успел услышать его слова Апостолов или нет?
— Надо ждать, — сказал он мрачно.
— Что ждать? — усмехнулся Сашка.
Сергей удивился его неожиданной стойкости в такой экстремальной ситуации. Сашка уточнил с сарказмом, что он сам ожидает:
— Когда нас зарежут.
— Когда нас спасут, — отозвался Сергей, сам не веря своим словам. Но ему было жалко, что тупой Филиппов поплатится своей никчемной жизнью за… Сергей уточнил, сидя на унитазе с закрытыми глазами: — А если зарежут или порвут, как Крольчонка… за благое дело. Все должны знать, Сашка, все, кем бы они себя ни мнили, — закон покарает по всей строгости!
Сашка вдруг вскинулся обиженно:
— Ты за благое дело, а я за что? За те копейки, что ты выдавал, давясь от жадности?!
— Фрукт ты, Филиппов.
— А ты овощ! Втянул меня… в самое дерьмо.
— Дерьмо в унитазе. А ты около унитаза. Значит, ты не дерьмо. Так что радуйся.
— Я и радуюсь! — отозвался со злостью Филиппов.
— Тогда радуйся молча!
Спустилась тишина. Говорить с Сашкой больше не хотелось — лучшие мысли о его героизме и выдержке теперь сменились яростью — Филиппова ничто не изменит, он дитя нового циничного времени.