Обида и растерянность были столь сильны, что слезы на Лилиных щеках высохли сами собой и как-бы втянулись обратно в глаза. Она больше не плакала. Разве плачут люди, сорвавшиеся в пропасть или сбитые локомотивом?
— Иди к нему! — Мать указала пальцем в ту сторону, куда удалился отец. — Падай на колени, проси прощения. Тогда он, может, тебя и пожалеет. Я мать, я долго обиду не помню. А он мужчина, у него характер — кремень. Беги, пока не поздно.
С этими словами мать вышла, надо полагать, отправилась в гостиную, чтобы не пропустить драматическую сцену. Никогда еще она не представала перед Лилей в столь неприглядном свете. Лицемерка несчастная! Как будто не она все это затеяла, не она настроила отца против нее!
Стоя на месте, Лиля услышала голоса родителей:
— Она еще здесь, эта шалава?
— Успокойся, Миша. Тебе нельзя волноваться.
— Волноваться? По-твоему, это так называется, Катерина? Скажи своей доченьке, чтобы поторапливалась.
— Миша…
— И не проси! Никогда не прощу ей этого! Разве мы этому ее учили, Катя? Сношаться под забором с кем-попало?
Мать что-то ответила, но Лиля уже не слушала. Она бесшумно пересекла кухню и вытащила из подвесного шкафа металлическую банку с мукой. Правильнее было бы называть ее банком. Внутри, присыпанные белым порошком, хранились долларовые сбережения семьи Ивлевых. Ужасно боясь что-нибудь уронить или рассыпать, Лиля вытащила из банки рулончик купюр, замотанный в полиэтилен, и сунула его под халат, в трусы. Поспешно вернула банку на место, схватила тряпку и принялась уничтожать следы преступления. Родители замолчали, раздался голос матери:
— Лилька! Сюда иди. Папа ждет.
Осторожно переставляя ноги, чтобы не выронить похищенное, Лиля дошла до комнаты и заглянула.
— Смелее! — подбодрил ее отец. — Трахаться по кустам мы смелые, а как ответ держать, так робеем? Сюда стань! — Он показал пальцем на ковер перед собой. — И рассказывай все, сначала до конца, без утайки.
— И про остальных пусть расскажет, — вмешалась мать. — Сколько их у тебя было? Кто они?
Впервые в жизни Лиля утратила все те многочисленные родственные ниточки, которые связывали ее с родителями. Они стали ей чужими. Она не хотела их видеть, не хотела перед ними оправдываться, не хотела находиться с ними в одной квартире. И теперь у нее имелись деньги. Она могла обойтись без родительской опеки.
— Вы сказали мне уходить, — произнесла Лиля высоким вибрирующим голосом. — Я ухожу. Что вам еще надо?
Мать вытаращила глаза.
— Нет, вы только посмотрите на нее! Она еще ультиматумы нам тут ставить будет.