— Собою меня заполнить желаешь, чтоб в огне купаться безнадзорно?
— Чародеев нельзя заполнить… не тот сосуд… если кто тебе обменом грозить станет, в лицо смейся, не тот сосуд…
Языком она ворочала с усилием:
— Дуре какой сосуд посулишь, она все для тебя сделает, а сама не верь…
— Имя той неразумной скажешь?
— Имя? У вас такие глупые имена… Лулу, Жужу, Коко… Ко-ко… Курочки безмозглые.
— У тебя самой имя красивое? — шептала я дрожащими от ужаса губами. — Как тебя, умница, звать-величать?
Мне не ответили, огласив спальню храпом.
Я вскочила с кровати, зябко поежилась, накинула халат и спустилась на первый этаж.
— Барышня?
— Барыня?
Разбуженные Марты повскакивали, душераздирающе зевая и потирая глаза.
— Мария Анисьевиа в моей постели заснула, — объявила я горничным. — А я вдруг голод ощутила. Перенесите ее там, уложите, и белье мне застелите свежее.
Обнаружив на кухонном столе накрытое полотенцем блюдо с пирожками, я налила себе молока из стоящей здесь же бутыли и с удовольствием откушала.
Главное, не бояться. Вот правда, главнее этого сейчас нет ничего. Пьяная тварь в смежной комнате опасности не представляет. Она хмелеет от моей огненной силы, я буду накачивать ее силою столько и так часто, чтоб она продолжала лежать в постели. Ведь именно этой силы она желала, занимая Маняшино место подле меня? Пусть жрет, пока не лопнет. А я потихоньку попытаюсь у нее выспросить, где Маняша и как мне ей собственное ее тело возвернуть.
Пирожки меня успокоили. Вообще, для восстановления душевного спокойствия барышни Абызовой в этом мире существовали две вещи: пирожки и новые наряды. Маняша мне бы сейчас тесто жевать запретила, она бы как раз двери гардероба распахнула да светильники у зеркала зажгла. Ну ничего, драгоценная моя госпожа Неелова, распахнешь еще.
Хотя с чего я решила, что Маняша еще жива? Этой твари только тело моей нянюшки нужно было. Да нет, я уверена, что мне не показалось. Тогда почему она не открылась мне при встрече? Лихие людишки… Тварь была не одна? Эх, Артемидор, ну зачем ты меня снов лишил? Я бы смогла отыскать свою подругу во сне или в смерти, у самой ее грани и даже за ней! Я сильная, я бы смогла.
Мысль о смерти неожиданно направила размышления в другое русло. Я перевела взгляд в красный угол, где у иконы горел крошечный негасимый огонек.
— Уложили Марию Анисьевну, — отчитались Марты. — Что еще барышня прикажет?
— Спать ступайте, — приказала я. — А на рассвете будьте готовы меня сопровождать.
— Куда?
— На кудыкину гору, — фыркнула я на наглость. — В церковь пойдем, грехи ваши замаливать.