На следующий день Федька принес мне листы бумаги, карандаши и перья с чернильницей. Я начал готовить учебно-методическое пособие по французскому языку, каким его помнил со школы, а Федька жаловался на то, что после стойки на длинном шаге у него с непривычки ноги болят.
Так, потихоньку-помаленьку, готовились к замене целых два дня. Потом лекарь решил, что спина моя зажила достаточно и хватит бездельничать. Пора чистить сапоги их благородию.
Что ж за служба у меня такая – то ямы копай, то сапоги чисти! А если вдруг доведется подвиг совершить – так сразу плетей. Не, я все-таки попробую дать по рогам Ефиму. И Ереме заодно. Как вспомню, с какой готовностью они мне руки заломали…
* * *
Жить мне теперь предстояло в том же дворе, где остановился на постой порутчик Нироннен. Только он обитал в доме, ну а мне досталась хозяйственная постройка, называемая словом «рига». Это такая северная модификация овина – помещение для просушки и обмолота зерна. Там есть какая-никакая печь, сухой пол, утепление. С прошлого года осталась солома и мешки с мякиной и отрубями – тоже побочные продукты хлеборобного производства, бета-версия нашего комбикорма. То есть спальное место у меня достаточно теплое и удобное, до поры до времени. Когда начнется уборочная, придется переместиться в другое место. А пока так. Да и хозяева довольны. Раз в риге солдат живет – это все-таки какая-никакая гарантия, что ничего оттуда не растащат другие солдаты. А то наши же много на что горазды. Вон как в Луге мой сортир на дрова разобрали, так и здесь могут жерди для колосников стырить да утащить себе на дрова. Солдаты – они народ простой, без комплексов. Ежели чего спереть можно, будь уверен, обязательно сопрут. Как вот я, например, пока в лазарете лежал, разжился мотком тонкой бечевы из пеньки. Вещь нужная, в хозяйстве пригодится. Тем более узлы всевозможные я вязать умею. Батя частенько высотными работами на стройке подхалтуривал, потому одно время любил нас с братом учить всяким премудростям верхолазных работ. А уж как эта бечевка в лазарете оказалась – то не моя печаль. Может, штатно лекарь откуда-то выписал, а может, и хозяйская, у кого лазарет на постой разместился. В общем, свои пожитки мне Федька из «нашей» деревни притащил. Мундир, шпагу, пояс с лядункой и сумками, ранец со сменным исподним. Ружье, разумеется, теперь у него. Оно на капральстве числится, а не на солдате. А лядунка с двадцатью патронами – она, получается, моя личная, а не к ружью приписанная? Ну да ладно, пусть будет. Запас карман не тянет. А Синельников пусть свою из обоза добывает.