>Братья Прейгерзоны. Слева направо: Гриша (Цви), Шура (Ошер) и Яша (Шая). 1935 г.
Мы с сестрой Асей видели ее в последний раз в 1939 году, когда заехали в Харьков после летнего отдыха. Дядя Яша приехал нас встречать на настоящем «Форде». Бабушка тогда уже тяжело болела, и мы навестили ее в больнице. Лейкемия — страшная болезнь. Помню, как нас поразило полное отсутствие волос на ее голове — прежде у бабушки были длинные светло-рыжие пряди. И вот — белая ситцевая косынка, и больше ничего. Помню ее бледную бескровную руку, помню, как она погладила меня по голове. И последнее впечатление — бабушку уносят из палаты на очередную лечебную процедуру. Больше я ее никогда не видела…
Некоторое время спустя, уже в Москве, мы получили телеграмму с извещением о бабушкиной смерти. Это был первый и единственный раз, когда я видела отца плачущим. На следующий день он уехал в Харьков на похороны.
В начале войны завод дяди Яши эвакуировали на Алтай, после чего он стал называться «Алтайский танковый завод» (АТЗ). Забегая вперед, скажу, что когда моего отца арестовали в 1949 году, дядю Яшу уволили с его должности.
Детство и юность отца пришлись на первые десятилетия XX века. Этот был крайне тяжелый для еврейских судеб период. В пределах «черты оседлости» жившие там евреи подвергались частым и жестоким погромам. Из-за своего массового характера, изуверства и отношения к этому властей они стали известны далеко за пределами России. Затем грянула Первая мировая война, по дорогам потекли потоки беженцев, и евреи, проживавшие в районах боевых действий по обе стороны фронта, первыми попали в эту кровавую мясорубку.
Дети впитывали в себя весь этот нечеловеческий быт, жестокость и ненависть, шум и ярость безумного времени. Как и многие другие еврейские семьи, вынуждены были сняться со своего места и Прейгерзоны, они стали беженцами. Впоследствии эти драматические события будут отражены в романах и рассказах Цви Прейгерзона, написанных на иврите.
Совсем близко от наших мест бушевала война. Каждый день через наш городок проходили сотни солдат, пеших и конных, раненых и пленных, катились вагоны, пушки… К этому времени я стал повзрослевшим детиной с раздавшимися плечами. Мать моя совсем извелась, с ужасом думая о том, что меня могут призвать в армию… И вот однажды, в хмурый зимний день, когда мы всей семьей сидели за столом и пили чай, в нашу комнату вбежал сосед, Ханан Фишер. Лицо его было перекошено, и он не своим голосом заорал: «Революция!»
Вот так-то, покуда мы чай пили, свершилась революция, царя свергли, к нам явились Свобода, Равенство, Братство!..